Читаем «…и вольностью жалую» полностью

Творогов словно в толк взял, что раскусил его Пугачев, заюлил сразу, залебезил, начал подавать советы: дескать, печатку царскую, ваше величество, государь батюшка, сготовить надобно, чтобы казенные бумаги скреплять. И тут же труд принял на себя — мастеровых привел. Вырезали те серебряники Пугачеву именную печать с вензелем Петра III. Понравилось это Емельяну. Похвалил Творогова. А тот пуще прежнего сделался обходительным — нашел другого умельца, богомаза тонкорукого с красками масляными.

— Позволь, батюшка государь, лик твой изобразить…

Эта затея тоже весьма приглянулась Пугачеву. Сел приосанившись. Богомаз краски разложил, доску выставил на треноге. Творогов опять же голос подал: негоже государя на простой доске малевать. Сподручнее бы на холсте, как у господ принято. Да где холст-то сейчас возьмешь? Тут Зарубин оказался, вспомнил: у атамана Портнова в доме «Катькину морду» он видел, казаки ее со стенки скинули, когда разоряли атаманово имение. В тот же миг приволокли «Катькино изображение». Гордо, фасонисто глазела с портрета императрица — прическа пышная, шея открытая, через грудь протянута лента, изукрашенная звездами. Только во лбу у Катерины пробоина, дырка рваная: кто-то из казаков, спихивая со стены портрет, проткнул его непочтительно.

— Это ничего, — сказал богомаз, — дырку я залатаю.

— А меня где же здесь посадишь? — смеясь, спросил Пугачев. — Бороду, что ли, Катьке прилепишь?

— Вовсе ее замажу, — объяснил умелец.

И приступил к делу. Замазана была Катерина-императрица, а дырка заделана. И по чистому полю намалеван Емельян — в кафтане, волосы темно-русые из-под шапки лезут, курчавятся, борода с проседью, все как в натуре. Искусный рисовальщик попался, особливо глаза тщательно расписал — с живым блеском, смотрит Емельян вдаль задумчиво, да и то сказать: пока сидел перед живописцем смирно, о чем только не передумал — про то, что было, про то, что будет.

И когда взял портрет в руки, чтоб оценить рисовальщика по заслугам, подумал: вот каков ты, казак донской Емельян, сын Иванов! Первый из рода Пугачей удостоился этакой чести — маслом писан! Так бы и обозначить теперь тебя под собственным именем, чтоб через годы, века люди знали? жил на земле! Да не волен ставить имя свое настоящее.

— Что же, — вздохнул Емельян, возвращая портрет художнику, — указуй теперича, когда малевал меня.

И опять сидел смирно, глядя, как выводил рисовальщик в верхнем углу холста буквы: «сентября 21, 1773».

Мы и сегодня, через двести лет, можем прочитать эту надпись: портрет Емельяна Пугачева сохранился до наших дней.

Когда после первоначальной реставрации учеными была вскрыта часть фона и левая нижняя сторона с написанным на ней казацким кафтаном, обнаружился за портретом Пугачева портрет Екатерины Второй. Так и смотрят на нас сейчас с этого древнего холста две пары глаз — холодные, надменные глаза российской императрицы и задумчиво-выразительные, живые и умные, черные глаза донского казака.

И это как своеобразный художественный символ той эпохи: замазана дворянская царица, а поверх нее запечатлен крестьянский вождь!

В чьих руках побывал, кем был сбережен для нас этот удивительный портрет?

Известно, что долгое время он находился в коллекции крупного промышленника Н. И. Путилова. Потом его приобрел один из наследников генерала А. П. Ермолова. От него портрет попал в Московский Исторический музей.

…Грубо зашпаклеван прокол на холсте с изображением Екатерины. И уже почти незаметна наполовину утраченная дата на лицевой стороне пугачевского портрета. Но зато отлично читается еще одна надпись — на обороте, сделанная славянским шрифтом:

«Емельян Пугачев родом из казацкой станицы нашей православной веры, принадлежит той веры Ивану, сыну Прохорову, писан лик сей 1773 г. сентября 21 дня».

Кто же и когда написал эти слова?

Едва ли они появились при самом Емельяне Пугачеве — ведь он называл себя Петром III и, пока возил портрет с собой, не смог бы никому простить такого письменного разоблачения. Но если помета сделана позже, человеком уже независимым от Пугачева, то, очевидно, таким, который точно знал имя художника.

А может быть, этим человеком был хитрый илецкий казак Иван Творогов, прошедший с Пугачевым весь путь от Илека, а в самом конце его гнусно предавший?..

Из показаний Ивана Творогова при допросе в казанской Секретной комиссии 27 октября 1774 года:

Перейти на страницу:

Все книги серии Пионер — значит первый

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии