«И вновь – порывы юных лет…». Сборник

Непросто гением прослыть
В среде «всезнающих козявок»,
Артистом «не казаться» – быть! –
Ценою запрещенных «ставок».

Вздыхала часто: «Боже мой!» –
Жизнь, как прыжок, пусть затяжной,
Из лона матери родной –
На дно своей земной могилы.
Где на него набраться силы?
И как найти душе покой?

Играть, когда нет сил дышать,
С рутинной ржой одной сражаться,
С Завадским Ю. конфликтовать,
Зал в напряжении держать,
Раз сто на дню преображаться:
Смеяться, плакать, «умирать»,
И снова к подвигам «рождаться».

Она, то «скорбный Арлекин»,
То Муля – персонаж житейский,
Экклесиаст она библейский –
Ведёт игру, с ней зал един
Её внимает чудодейству!

Она в кокетливой манере
Поправит розовые перья,
Как подтверждение мечте –
Ах, сколько силы в «красоте»!

И «смех сквозь слёзы», словно вал,
За разом раз «взрывает» зал.
Сам Сталин ей рукоплескал.

В загадку «вечной клоунессы»,
В ее сарказм и магнетизм
Вместился яркий артистизм,
Что воспарял к вершинам гор,
На коих царствуют Атланты,

Нам не постичь и до сих пор
Её великие таланты.

Весёлой «дамой эпатажа»
Со сцен страны, без грима даже,
Она насмешницей слыла,
Такой была её «работа» –
Быть вечной «примой эпизота»,
«Со смехом» так и умерла.

Жизнь проживала сцены ради:
В кино, в театре, на эстраде,
В непревзойдённой буффонаде
Была понятна и близка,

А по ночам на звёзды глядя,
Шептала: «Смертная тоска…»

Всем выражала благодарность,
И даже тем, кто «лил» дерьмо:
«Теряю, видно, популярность –
Не слышу гадостей давно».

С самоиронией кто дружит?
Кто смехом так обезоружит?

Красивых женщин создал Бог,
Чтоб те возлюбленными были,
Но Бог создать и глупых смог,
Чтобы они мужчин любили,

И добавляла про своё
Столь аскетичное житьё:
«Ни то, ни это – не моё!»

Не знала зла и отомщенья –
Не люба вам – и не любите,
Умру, на камне напишите:
«Я умерла от отвращенья».

К ней в дом, курильщице со стажем,
Профессор-врач был зван однажды.
На «спич» его немаловажный
И так любимый докторами:
«Вы дымом дышите годами!»
Она ответила словами:
«Ну что Вы? – Пушкиным и Вами!»

Весна – то время для тревог,
Ей часто снится Таганрог,
В садах «душистая метель»,
Сестру родную Изабель
В Париж увозит на житьё
Муж, обожающий её.

Фаина – младшая сестрица –
В те незабвенные года
Была юна и хороша.

Словечек острых не боится,
На «язычок» всегда остра,
И «одинокая душа».
Но вот ей ехать в Крым пора…

В крымском театре ставят пьесы,
Но к ним немного интереса:
Старухи, дамы, «клоунессы» –
И нет там роли ни одной
Влюблённой девы молодой.

С тех пор всю жизнь такой была –
В одном и том же амплуа.

А ночью, больше скуки ради,
Писала «крымские тетради» –
Дневник своих текущих лет.

Теперь на них печально глядя,
Вдруг слышит: «Феничка, привет!»

Листы в помарках сверху, справа,
А вот разорванный листок,
В Крыму впервые слышит «Браво!»
И смех на острый язычок.

Ей вспоминаются, как дивы,
«души прекрасные порывы»
И глаз лучистых чудный свет.
Где он? Прошло так много лет…

И память вновь её тревожит,
Никак забыть его не может…
Где он? – Его всё нет и нет!
В букетах розы и тюльпаны,
Несут корзинами цветы…
Незаживающие раны
Её мятущейся души
«Боятся» стали пустоты.

И миссис Сэвидж как-то странно
Кивает ей из темноты.