И вновь искушение

– Что вы собираетесь…

– Леди Манроу, – сказал он спокойно, шагнув к виконтессе, – зал все наполняется, и я не хотел бы, чтобы ваш ридикюль куда-нибудь переложили.

Она выхватила ридикюль из его рук, словно ожидала, что он уйдет с ним. Словно Коннолла можно было принять за банального карманника.

– Давайте займем места, – предложила Эванджелина, беря Коннолла под руку и не выпуская ее до тех пор, пока они не сели рядом друг с другом.

Фыркнув, виконтесса села по другую руку от Эванджелины и заставила мужа сесть рядом с собой, вероятно, для того, чтобы не сидеть рядом с будущим преклонного возраста зятем. Редмонд некоторое время чувствовал себя растерянным, затем вынужден был сесть рядом с лордом Манроу.

Как только началось представление, Коннолл залез в нагрудный карман и передал Эванджелине сложенный лист бумаги.

– Для тебя, – пробормотал он.

– Что это? – Он определенно не писал стихов. Она никогда не считала его столь… цветистым.

– Это список. Всех моих недостатков, которыми ты интересовалась. – Коннолл на мгновение нахмурился. – Всех тех, о которых я вспомнил. Ты ведь сказала, что хотела бы узнать меня лучше. Я спросил также о своих недостатках Ходжеса и Уинтерса, но Уинтерс не стал отвечать, а Ходжес убежал из комнаты.

Эванджелина засмеялась, прикрыв рот, однако мать сильно толкнула ее в ребра. Когда виконтесса снова обратила внимание на музыкантов, Эванджелина развернула листок. У нее было такое чувство, что эти недостатки нельзя считать непреодолимыми. Или даже вообще недостатками.

– «Я люблю спорить», – прочитала она шепотом. – Да, я знаю об этом.

– Читай дальше. Я начал с самых очевидных.

– «Я очень импульсивен». – Она посмотрела на него. Имея достаточно непродолжительный опыт общения с ним, она сочла бы его как раз стратегом, что вряд ли сочетается с импульсивностью. – В чем это выражается? – спросила она.

Он пожал плечами:

– Я отправился во Францию, чтобы спасти картины, в разгар войны. Это не самое мудрое решение.

– Но ты спас их.

– Предположительно. Некоторые из них могли сохраниться и без моего вмешательства. И за эту мою экскурсию – ну, ты знаешь, обо мне пошли разные слухи.

– Один импульсивный акт не означает, что человек импульсивен вообще.

Его рот сложился в сводящей с ума улыбке.

– Я однажды поцеловал леди и затем почти сразу решил, что должен жениться на ней.

– Ага. И как зовут эту леди?

– Эванджелина Манроу.

Разумеется, ответ ее не удивил, но он был прав – она действительно считает импульсивность недостатком.

– Что произойдет, когда ты снова поцелуешь какую-нибудь леди? – медленно спросила Эванджелина.

– Я целовал раньше нескольких леди и никогда не испытывал ни малейшего желания жениться ни на одной из них. И сейчас, когда я встретил тебя, у меня не возникает желания целовать кого-то другого. Только тебя, Джилли.

– Ты можешь еще добавить болтливость к списку своих недостатков.

– Это не недостаток. Это простая способность говорить правду в возможно более приятной манере.

Она прерывисто вздохнула, пожелав, чтобы они оказались сейчас одни, и она могла бы его поцеловать. Он говорил, что нашел ее интеллигентной, остроумной и прямой, и у нее нет, оснований думать, будто он льстит ей. Она определенно не давала ему повода ухаживать за ней, пока он не обнаружил в ней эти качества.

Ее руки коснулась рука Коннолла.

– Я вселил покой в твою душу? Или ты хочешь продолжать меня мучить?

– Это один из моих недостатков, – ответила она с улыбкой. – И, кроме того, я еще не дочитала до конца.

– Значит, продолжаешь мучить. – Он пододвинулся к ней поближе. – Я предлагаю тебе прочитать быстрее, поскольку я стараюсь убедить тебя, а ты все еще хочешь убедить свою мать.

Она сглотнула. Неделя казалась настолько нереальным сроком для того, чтобы убедить кого-то в чем-то. О чем она думала? Что за этот час ее мать внезапно посмотрит на вещи другими глазами? Она просто оказалась трусихой. Если бы она хотела выйти замуж за Коннолла, она должна была противостоять виконтессе. Или надо было сразу отказать ему, уклониться от спора и не пытаться искать жизни, которая будет наполнена чем-то, напоминающим счастье и романтику.

– Очень хорошо. «Обо мне знают, что я весьма редко выпиваю излишне много», – продолжила она чтение. Это было справедливое признание, и, бросив короткий взгляд на его красивые глаза, она перешла к следующему пункту: – «Я люблю, есть помидоры». – Эванджелина фыркнула.

– Не ожидала, да?

– Довольно! – прошипела виконтесса, снова толкнув ее под ребро. – Поменяйся со мной местами, если ты не в состоянии сдержаться в его присутствии.

– Он мне нравится, мама. И мне нравится сидеть рядом с ним…

Виконтесса прищурилась:

– Мы уходим. Я плохо себя чувствую. – Она поднялась на ноги.

Коннолл внезапно наклонился к Эванджелине.