Читаем «И вновь я возвращаюсь…» полностью

Но Пржевальский узнает об этом не сразу. После окончания академии его направляют в Варшаву взводным офицером в только что открывшееся юнкерское училище и одновременно с военной должностью преподавателем истории и географии.

Нет худа без добра: в Варшаве можно пополнить свои знания об Уссурийском крае и Азии. Теперь он поручик — в том же звании, до которого только и смог дослужиться отец.

Времени даром он не терял. Каждый день был уплотнен до предела. Вставал в четыре утра и нередко, боясь упустить и минуту, в одном белье садился за стол, где его ждали «Картины природы» Александра Гумбольдта и девятнадцатитомное «Землеведение» Карла Риттера.

Путь к пустыням и горам Центральной Азии лежал через лесные дебри Уссурийского края. Он вполне ясно давал отчет себе: чтобы добиться права на экспедицию а Азию, нужно доказать другое право — называться исследователем. Берега Амура и Уссури — вот где он должен испытать себя и доказать, что способен работать самостоятельно.

Вот тут-то он и узнает об отзыве Семенова на его «Обозрение», Семенов обещает Пржевальскому рекомендательные письма, другую поддержку, без которой в дальних краях вряд ли ему обойтись, только денег на экспедицию не обещает и просит понять, почему. По той же причине: надо сперва доказать, что он может организовать и провести экспедицию.

И еще одну, очень для него важную новость узнает горячий, нетерпеливый Пржевальский: за работу по Приамурскому краю его избирают в действительные члены Географического общества. В то самое общество путешественников, оказаться в котором он давно втайне мечтал.

Он снова подает рапорт по инстанции с просьбой перевести на службу в Сибирь, ждет в нетерпении, то сомневаясь, то вновь оживая надеждой, и уже почти не верит себе, читая приказ: «Штабс-капитан Пржевальский Н. М. причислен к Генеральному штабу с назначением для занятий в Восточно-Сибирский военный округ…»

Вот как будто бы и начинается то, к чему он столько готовился… Впрочем, как посмотреть: возможно, все это началось значительно раньше.

Долго, однако, не был он в Петербурге. Пржевальский хорошо знал и любил Москву, но город на Неве был ему все же ближе. Не было в нем вот той иногда ошеломляющей разницы с городами Европы, которую непременно ощущаешь в Москве. Но зато самобытна она и хороша…

А в Петербурге он впервые увидел Семенова-Тяп-Шанского. Сначала не слишком уверенно, но по мере рассказа загораясь и увлекаясь, Пржевальский изложил ему свой план экспедиции в Центральную Азию, Семенов молча кивал, внимательно слушая, согласился — да, Россия должна закрепить свои научные успехи, достигнутые в первых экспедициях в районы Центральной Азии. Сначала закрепить, а потом и расширить сферу исследований. Англичане давно уже рвутся в Центральную Азию, с другой стороны, подобные попытки предпринимали и немцы, а нам сам бог велел — у пас-то, считай, под боком она. Нельзя допустить, чтобы пас опередил кто-нибудь.

Семенов, прощаясь, пожелал удачи в уссурийской экспедиции, если, разумеется, Пржевальский сумеет ее снарядить. Уже потом как-то сказал про него: «Из талантливого молодого человека может выйти замечательный путешественник». Кажется, Пржевальский так и не узнал никогда, какое впечатление он произвел тогда на Семенова.

Захолустный деревянный Иркутск обескуражил Пржевальского. Так и написал о нем позже: «Иркутск — гадость ужасная…», но начальником Восточно-Сибирского округа здесь был генерал Б. К. Кукель, к которому в кармане Пржевальского лежало рекомендательное письмо от Семенова. И что, пожалуй, не менее важно, Кукель занимал еще пост председателя Сибирского отдела Русского географического общества.

Пржевальский верил, что ему удастся убедить генерала в необходимости экспедиции по Уссурийскому краю, а уж все остальное будет зависеть от него самого.

Генерал встретил штабс-капитана приветливо. Расспрашивал о Петербурге, лежащем будто за тридевять земель от Иркутска, о новостях в Географическом обществе и о Семенове тоже расспрашивал. Кукель обещает на два года отправить его в экспедицию.

Пржевальский счастлив в преддверии первой своей экспедиции. Целый месяц он копается в местной библиотеке Географического общества, приводя ее в порядок по просьбе Кукеля, а заодно и пополняя знания о природе Уссурийского края. Одновременно он снаряжает будущую спою экспедицию и ищет спутника, готового разделить с и нм тяготы странствий.

Он выбрал мальчика, сына ссыльной, шестнадцатилетнего Колю Ягунова, усердного и серьезного не по годам. Коля был неплохо знаком с топографией и через некоторое время вполне добротно стал препарировать. Он быстро привязался к Николаю Михайловичу, и Пржевальский платил ему тем же.

Ну вот теперь, кажется, все и готово: компас, маршрутные карты, термометры, ружья да четыре пуда дроби для них — в дороге придется самим кормить себя. Можно трогаться в путь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пионер — значит первый

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии