И вблизи и вдали

Помимо занятий в ЛИТО, которые обычно проходили раз в неделю, мы довольно часто собирались, читая друг другу стихи и обсуждая их, или споря о прочитанном. Собирались обычно либо у Агеева на Покровке, где у него вместе с его женой Любой была небольшая комната, либо у Олега Тарутина на углу Маклина и Декабристов. Застолья при этом были чисто символическими, главное - что читалось и говорилось, хотя, конечно, серьезные выпивки, особенно с участием Глеба Горбовского, тоже случались. Как-то в зимнюю пору мы с ним и с Агеевым распивали "маленькую" на невском льду, перед сфинксами, а поскольку стакана не было, то вырезали ножом рюмку из яблока. Вообще - умение выпить входило как бы в кодекс "горняцкого" бытия. Помню, как все смеялись над Сашей Кушнером, когда на мои проводы в экспедицию вместо общепринятой поллитры он принес торт, перевязанный голубой ленточкой.

У меня на старой и затертой допотопной бобине сохранился обрывок записи одного из тех давних сборищ, происходившего в тесной комнате моей коммуналки па Красной улице. Тогда, кажется, обсуждались мои стихи. Из общего нестройного гомона явственно выделяется голос Кушнера: "Так как постановили - считать это стихотворение плохим или хорошим?"

Встречи эти, с чтением, обсуждением и разговором, чаще всего уже без Глеба Семенова, стали традиционными, и после, когда все разъехались по разным краям и экспедициям, а вернувшись, уже отошли друг от друга, отсутствие этих сборищ сильно сказывалось.

И еще одно: средой нашего литературного обитания всегда был Ленинград, его улицы, переулки, каналы, Васильевский вокруг Горного. Это вовсе не значит, конечно, что мы писали именно о городе - он просто всегда незримо присутствовал в самом дыхании нашем в те годы…

К середине пятидесятых относится также начало дружбы с братьями Штейнбергами, которые, хотя сами стихов и прозы не писали, сразу же оказались в самом центре литературной жизни, старший - Генрих - учился в Горном на два курса после меня, где ухитрился закончить сразу два факультета - геологоразведочный и физический. Младший - Александр - был в те поры студентом Политехнического института и немало усилий приложил к органики студенческих вечеров поэзии.

Братья были знакомы и дружны практически со всеми известными в то время молодыми писателями, поэтами и художниками упомянутых группировок. У их родителей - Анны Аркадьевны и Семена Исааковича, в большой квартире старого петербургского дома на Пушкинской улице, неподалеку от Московского вокзала, время собирался разнообразный народ. Здесь можно было увидеть уже упомянутых горняков (Глеб Горбовский обладал в этом доме личным правом сдавать пустые бутылки - в фонд следующих посиделок) и Иосифа Бродского, и Евгения Рейна, вернувшегося с Камчатки и читавшего с рычанием свои плотоядные стихи "люди мясо", и молодых тогда писателей Сергея Вольфа, Владимира Кацнельсона (впоследствии ставшего Марамзиным), Игоря Ефимова с женой-поэтессой Мариной Рачко. За большим столом блистал острыми репликами Анатолий Найман, читал свои первые сказы Битов, устраивали домашние вернисажи Олег Целков, Анатолий Зверев, Михаил Кулаков, Яков Виньковецкий.

У одного из братьев - Генриха - была хотя небольшая, но своя комната, на стене которой красовался огромный портрет хозяина работы Михаила Кулакова. В комнату эту набивалось обычно несметное количество народа, сидевшего ночи напролет в густом табачном дыму. Поскольку дом располагался рядом с Московским вокзалом, он служил также постоянным местом ночлега для заезжих москвичей. Родители братьев сами с удовольствием принимали участие в застольях, чтобы выпить водки и послушать "современную молодежь".

К этому времени Саша Штейнберг женился на Нине Королевой, Глеб Горбовский - на Лидии Гладкой, так что литературные общения переплелись с семейным бытом.

Помнится, именно в квартире Штейнбергов был придуман шумный "радиорепортаж", посвященный юбилею Глеба Семенова, которому в 1958 году исполнилось сорок лет (безнадежно много, : мы считали тогда). Авторами юбилейной передачи были Шура Штейнберг, Глеб Горбовский, Нина Королева, Яков Виньковецкий и некоторые другие. В репортаже изображалось торжественное прибытие персонального поезда с юбиляром в Ленинград и встреча его на Московском вокзале - пародия на официальные приемы "высоких гостей". При этом "пионерка Маша Веселкина", поздравлявшая юбиляра от имени студии литературного творчества Ленинградского дворца пионеров, читала приветственные стихи, начинавшиеся такими строчками:

Все радостней солнце родимое светит,
И звезды сияют на башнях Кремля,
И в ваше великое сорокалетье
Колхозные жнейки пахают поля.