«Багровый дым поднимается к небу. Огонь полыхает на жертвенном алтаре — что там сжигают? Чья плоть видна в языках пламени? Не надо об этом думать, не стоит, не показывайте мне этого! Но огонь горит, слепит глаза. Нет, это не огонь. Это чудовищный пес о трех головах, пес огненно-рыжей масти беснуется на груде человеческих тел. Три пасти оскалены — какие страшные, багрово-красные клыки, похожие на зерна граната! Он сейчас бросится… Нужно бежать… Но ноги как ватные, они не слушаются… Кто-то хватает меня за руку и тянет за собой. Я подчиняюсь. Мы с неизвестным спутником бежим по длинному коридору, потом вверх по лестнице и наконец выбираемся на свободу. Из погреба?
Человек, спасший меня от чудовищной собаки, — мой брат Марк. Он подталкивает меня к выходу, а сам хочет спуститься обратно. Там остался кто-то, дорогой ему…
— Спасибо, — говорю я ему. — Спасибо, ты меня спас. Чем я тебе отплачу?
— Отдай мне то, что тебе не принадлежит, — отвечает тот, исчезая в темном провале.
Я слышу только его голос… Он становится все ниже и ниже и наконец превращается в подземный гул, сливается с ним…»
Владимир Дмитриевич проснулся в семь часов в холодном поту, сердце бешено колотилось. Ему приснился странный сон… Он не вспомнил бы обстоятельств этого сна, но помнил, что видел брата. Тот спас его от неведомой опасности и взамен просил что-то отдать. «Отдай то, что тебе не принадлежит», — всплыла в сознании фраза. Это сразу успокоило Владимира Дмитриевича. Перед сном он думал о чем? О том, что неожиданную находку стоило бы разделить с братом. И о том, что брат, в сущности, не имеет на нее никакого права, так как он-то вовсе не приходится правнуком Павлу Тимофеевичу Смирницкому… Все эти мысли продолжали одолевать его и во сне — вот откуда эта фраза и это мучительное беспокойство.
Владимир Дмитриевич оделся, запер драгоценности в свой сейф и бодро спустился вниз, в столовую. Прислуга Ниночка подала завтрак — омлет с сыром и грибами, кофе, фрукты. Германовны не было видно. Наверное, старая перечница еще не выбиралась из своего закутка. Ниночка подтвердила, что Зинаида Германовна попросила ее не беспокоить, сказав, что хочет заняться своими личными делами, и Нина отнесла ей омлет в комнату.
Субботнее утро сентября походило на летнее утро — было жарко, в воздухе висело какое-то знойное марево. Деревья стояли без движения, но в их тени уже чувствовался пронзительный холодок осени. Решив сегодняшний день освободить от всех дел, Владимир Дмитриевич прошел с дневником отца в сад, туда, где висел между двух сосен гамак, и улегся, накрыв ноги пледом. Он почитает до обеда, потом, после легкой закуски, пойдет на теннисный корт и сыграет с кем-нибудь пару звонких партий. А к вечеру, быть может, позвонит Ирине, и они поужинают в каком-нибудь уютном ресторанчике.
Но когда Владимир Дмитриевич Краснов встал из гамака — действительно перед обедом, — это был совсем другой человек. И новый человек не пошел обедать, не пошел на корт и не стал звонить Ирине Олеговне, чтобы пригласить ее в ресторан. Впрочем, пару телефонных звонков он действительно сделал.
ГЛАВА 27
Я начинаю новый блокнот своего дневника, еще не закончив старого. Тому причиной та неожиданная находка, которую я сделал в собственном доме. В доме, к которому так привык, привык считать, что знаю его как свои пять пальцев! Подумать только — я столько лет работал за этим столом! И вот теперь открыл в нем нечто, что могло не открыться никогда. Очевидно, я один владею этой тайной — я и тот человек, спрятавший в доме клад. Его имя мне известно. Это дед моей дорогой покойной Майечки.
Даже сейчас, написав ее драгоценное имя, я испытал дрожь и горечь любви. Столько лет прошло, а боль утраты не слабеет, не затихает. Как несправедливо, что именно она умерла! Такая веселая, такая живая — она ушла от меня навсегда в ту тьму, откуда нет возврата, и я больше не увижу светлой ее улыбки! Мне тяжело мириться с этой несправедливостью.
Та женщина, что стала теперь спутницей моей жизни, заслуживает всего самого лучшего. Она хороша собой, несомненно талантлива. Ее живой и ровный нрав успокоил мою боль, оживил дом, помог Володе в его скорби. Для мальчика было очень важно присутствие женщины, которой он мог бы довериться… Диана заменила Володе мать. И он нуждался в этом — ведь я слишком занят. Диана преподнесла мне и тот дар, который особенно ценен для человека, чьи дни идут к закату. У меня теперь есть Марк. Он совсем взрослый юноша. У него вся жизнь впереди, и я чувствую, что он сможет добиться многого. Но почему у меня так болит глупое стариковское сердце?