И в аду есть герои

«Привидение! – Остапчук почувствовал, что у него подкосились ноги. – Привидение! Кто еще может оказаться здесь?»

Маньяк тихонько завыл. Мужчина поморщился:

– Емельян Грицаевич, не надо так бояться. У меня к вам дело.

– И… изыди. – Подбородок Поволжского Людоеда дрожал.

– Вы еще перекреститесь, – буркнул черноволосый.

Не обращая внимания на трясущегося маньяка, он подошел к дверям камеры и деловито прислушался.

– Надзиратель закончит обход нашего крыла минут через двадцать. После этого он отправится на пост и будет пить чай. В любом случае, Емельян Грицаевич, у нас есть не менее полутора часов, в течение которых вас никто не хватится.

– Зачем… – Остапчук слегка успокоился. – Зачем ты это говоришь?

– Разве вы не хотите выйти на волю?

Секунду маньяк обдумывал щедрое предложение черноволосого, затем облизнул губы:

– Подстава?

– Никаких провокаций, Емельян Грицаевич, – улыбнулся гость. – Мы на самом деле крайне заинтересованы в сотрудничестве с вами, и я могу вывести вас из этого гм… заведения.

Остапчуку очень хотелось верить этому странному, щегольски одетому франту с повадками аристократа.

«На полицейского не похож. Тогда кто? ФСБ?»

– Ты кто?

– Неважно, – легко взмахнул рукой черноволосый, и перед глазами маньяка мелькнул крупный черный бриллиант на запонке.

Одновременно с этим жестом приоткрылась массивная дверь камеры.

Черноволосый улыбнулся:

– Вы идете?

* * *

Москва, улица Пяловская,

29 июля, воскресенье, 23.23

Несмотря на то что опустившаяся на город летняя ночь была необычайно теплой и ласковая темнота, изредка прорезываемая желтым светом фонарей, манила в свои объятия потаенной романтикой, людей на улице практически не было. Поздний воскресный вечер не располагал к гуляниям. Изредка проезжали автомобили, стучали торопливые шаги и хлопали двери подъездов, откуда-то издалека доносился приглушенный шум молодежного веселья, но большая часть жителей предпочитала находиться дома, в постели, стараясь отоспаться перед наступлением новой трудовой недели.

Воскресная Москва. Добродушная, расслабленная, дремотная. И неудивительно, что никто из обитателей окрестных домов не обратил никакого внимания на черный микроавтобус, скромно стоящий у спрятавшейся среди многочисленных тополей электроподстанции. У обычной электроподстанции, с серыми металлическими дверями, «Осторожно, высокое напряжение», и с белыми стенами, которые местные подростки бездумно украсили дурацкими граффити во славу футбольных клубов.

Электроподстанция стояла во дворе всегда. Старожилы припоминали, что она появилась на Пяловской задолго до того, как возвели здесь муниципальные дома, хотя какая разница, что было первым – яйцо или курица? Главное, чтобы работала исправно. А о том, что своими размерами подстанция несколько превосходила подобные типовые постройки, никто и не задумывался.

– Куда вы меня привезли, суки? – Остапчук, сидящий на одном из мягких кресел в салоне микроавтобуса, беспокойно заерзал. – На нары хочу! Вези обратно!

– Емельян Грицаевич, прошу вас набраться терпения, – вежливо попросил черноволосый щеголь в белом костюме. – Мы должны провести здесь еще некоторое время, и поверьте, ваша выдержка будет вознаграждена по достоинству.

Щеголь разместился на переднем сиденье, причем его голова едва не упиралась в потолок микроавтобуса, и до сих пор молчал, внимательно глядя на здание электроподстанции. А водитель и вовсе дремал, положив голову на руль. Самое странное, что никто из них абсолютно не интересовался поведением маньяка: дверь в салон микроавтобуса не была закрыта на замок, а руки Остапчука не были скованы. Казалось – беги. Но Поволжский Людоед успел оценить легкость, с которой странный щеголь вывел его из тщательно охраняемого института Сербского, и решил не рисковать.

«Уроды! – Остапчук постепенно наливался злобой. – Истуканы проклятые! Сколько можно просто молча сидеть?»

Они даже не курили. А на просьбу дать сигарету Емельян получил корректный отказ, сопровождаемый просьбой «воздержаться на некоторое время от демонстрации этой вредной привычки».

«Просто идиоты!»

Остапчук откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза, но тут же снова распахнул их – дверца микроавтобуса открылась, и в салон, согнувшись почти пополам, проник еще один черноволосый мужчина в костюме. На его руках безмятежно спала белокурая девочка лет шести.

– Гы, – осклабился Остапчук. – Это для меня?

Пришелец молча закрыл за собой дверь, сел в ближайшее кресло и заботливо поправил на девочке сбившийся халатик.

– Все в порядке, Ортега? – поинтересовался щеголь.

– Да, комиссар.

– Замечательно.

Остапчук, не спуская глаз с девочки, заерзал.

– Какая сладкая, маленькая… неужто и впрямь для меня?

Черноволосые молчали. Оба длинные, оба темноглазые, оба в дорогих костюмах. Только тот, который «комиссар», – в белом и чуть повыше, а этот, с девчонкой, – в черном.

«Братья они, что ли?» – Емельян покосился на переднее сиденье.

Щеголя маньяк побаивался, но запах ребенка сводил с ума.

– Ты, покажи мне девку! Сними с нее халат, я ведь два месяца взаперти!

Без ответа.

– Ну, я тебе говорю! Телку покажи!