И только пепел внутри…

Снова повисло молчание, которое я не знал, чем заполнить. Сказать было нечего. Кажется, я уже привык к тому, что разговор всегда начинает София. Сам же я вряд ли мог бы сообразить начать диалог хотя бы о погоде.

– Ой, чуть не забыла, – спохватилась девушка и торопливо вышла из комнаты, чтобы так же быстро вернуться обратно с пакетом медикаментов. – Прими одну таблетку обезболивающего сейчас, а вторую ночью, если станет совсем больно.

В протянутую ладонь легли две таблетки, и обе я закинул в рот, открыл бутылку с водой и проглотил за пару глотков.

– Так я и думала, – поджала София губы. – Ладно, – снова пошуршала пакетом и оставила его ан моей прикроватной тумбочке. – Держи, изучай инструкции, но не злоупотребляй обезболивающими. Привыкнешь, и они перестанут действовать, вообще.

– По-моему, это страшилка для детей.

– Возможно, но звучит логично.

– Постараюсь.

– Ладно, – вздохнула София и помяла в руках свой шарф. – Пойду оттаскивать Сёмку от телевизора, а то у него, где одна серия, там и вторая обязательно за компанию.

– Ладно, – вздохнул солидарно с ней.

– Ну, пока. Заглядывать не буду. Вдруг шорты, – хитро улыбнулась она. – Выздоравливай.

– Пока, – усмехнулся я и покачал головой. – Соня, – позвал я её, когда она скрылась из виду.

– М? – в проеме показалась голова, и любопытные глаза цвета охры обеспокоенно пробежались по всему моему росту.

– Спасибо, – выдавил я.

Да, я был ей благодарен за весь сегодняшний день. За каждое мгновение, что она нянчилась со мной, зная, что дело это неблагодарное. Я был ей благодарен, но сказать об этом было очень сложно. Сложнее, чем терпеть перелом.

– Не за что, – ответила она просто. – Я оставила Кате свой номер. Звоните, если что-то понадобиться. Ну, или если захочешь на кого-нибудь поворчать.

– Хорошо.

– Спокойной ночи, Паш.

– Спокойной ночи.

***

С уходом Софии и Сёмы в квартире стало значительно тише. Во-первых, потому что они прихватили с собой своего пса, и игривая грызня между братьями осталась позади, а, во-вторых, тишина в доме наступила, когда в нем не стало малого. Его мелкие пятки, которыми он словно специально прыгал, топал и скакал везде, больше не вдавливались мне в мозг и не отдавались тупой болью в ноге. Кажется, мне впервые в жизни было больно, просто глядя на то, как кто-то прыгает и скачет рядом со мной.

Где-то в глубине квартиры Катя принимала душ, умывалась, а затем тихо звенела в кухне посудой. Как-то незаметно для самого себя с каждым днем открывал, что дочь становится все более взрослой и самостоятельной. Ей уже не нужно подсказывать, не нужно направлять. Она сама знает, что нужно сделать и каким должен быть конечный результат.

Вряд ли она была бы такой, если бы жива была Маша. Скорее всего, сейчас бы моя дочь бегала с подружками, играя в снежки под яркой гирляндой на главной городской площади, или испытывала муки первой влюбленности в мальчика, который больно дергает за косички. В любом случае, она бы не занималась уборкой, планами о том, что приготовить завтра, и как помочь идиоту-отцу, который без её мамы не в состоянии купить себе зимние ботинки.

И снова это «бы». «Бы» – как синоним несбыточной мечты. Мечты, над которой зависла тень смерти.

– Пап, – тихий голос дочери заставил меня повернуться лицом к дверному проему комнаты. В свете лампы, стоящей на моей тумбочке, хорошо была видна ее светлая пижама. – Разбудила?

– Я не спал.

– Можно я с тобой немножко посижу?

– Конечно, можно, Катя, – подобрался на подушках повыше и освободил дочери место рядом с собой. – Что-то случилось?

– Да. Мой папа сегодня сломал ногу, а еще я узнала, что я старше и умнее него.

Тихо усмехнулся и покачал головой:

– А я уже было поверил, что ты не вспомнишь наш утренний спор.

– Ну, я сначала забыла, когда увидела тебя в бинтах, как мумию, а потом вспомнила, когда мы с Соней ужин готовили.

– Вы меня обсуждали за готовкой?

– Да. Но Соня просила не рассказывать женские секреты.

– Как у вас всё серьёзно, – заметил я саркастично.

– Сильно болит? – спросил дочка, бросив взгляд на торчащую из-под одеяло загипсованную ногу.

– Нет, – ложь во благо.

– Можно потрогать?

– Только не сломай ещё раз.

– Я аккуратно, – кончиками пальцев дочка коснулась гипса в районе колена. Слегка нажала. – Твердый.

– Постучи. Он как камень и примерно так же тяжелый.

Маленький кулак робко постучал по поверхности гипса.

– Прикольно, – улыбнулась Катя.

– Ага. Тот ещё прикол.

– Соня, кстати, оставила твои новые зимние ботинки в тумбочке в прихожей.

– Мм, – протянул я, поджав губы.

– А Сёмка моего старого хомяка починил. Помнишь, который тебя передразнивает? Ты ему говоришь что-то и он сразу за тобой повторяет.

– Помню, конечно. А как он его починили?

– Не знаю. Сёмка взял этого хомяка с полка, я ему сказала, что он сломан, а он его потряс, достал из его кармашка какую-то белую маленькую коробочку и вернул обратно. Потом что-то сказал хомяку, а тот повторил.

– Молодец малой.

– Угу, – выдохнула дочка и опустила взгляд на моё плечо. Поджав губы, о чем-то крепко задумалась.

Я знаю это её поведение: она хочет что-то сказать, но не знает, какие слова подобрать.