И тогда я ее убила

— Эмма, дорогая, поздравляю, — с обычной теплотой поздоровалась она и расцеловала меня в обе щеки.

— Значит, неплохо? — хмыкнул я, уронила сумочку на узкий столик в холле, взяла Беатрис под руку, и мы с ней пошли по коридору.

— Совсем неплохо, — ответила она, нежно похлопывая меня по руке, но в этом жесте мне почудилось легкое отвращение, будто она делала это только потому, что приняла такое решение.

— Все хорошо? — спросила я, когда мы уселись.

— Все чудесно, но должна сказать… — Беатрис заколебалась.

Так значит, мне не померещилось.

— Что?

— По-моему, мы сошлись на другом отрывке, — наконец проговорила она.

Я пожала плечами.

— Поддалась настроению момента. Мне показалось, что надо прочесть именно тот кусок. Это имеет значение?

Беатрис покачала головой.

— Нет, вовсе нет.

Мне оставалось только гадать, не разочарована ли она.

Я-то надеялась, что подруга будет довольна, даже восхищена, и согласится с тем, что все-таки мой выбор оказался хорош. Но я решила замять тему.

— Я рада, — с этими словами я потянулась вперед и положила ладонь ей на колено, вынуждая посмотреть на меня, — потому что очень ценю твое доверие и буду делать все возможное, чтобы его оправдать. Я хочу, чтобы ты мною гордилась, Беатрис, честное слово.

Она улыбнулась, взяла мою руку в свои и кивнула:

— Знаю. И поражена тем, как ты сегодня справилась. Ты действительно произвела на меня огромное впечатление. Это было блестяще, милочка моя.

— Да, еще как! — восторженно подхватила я и по-детски хлопнула в ладоши.

Потом я кратко пересказала нашу беседу с Фрэнки. Я почти забыла о своем маленьком проколе, когда Беатрис вдруг проговорила:

— Я только не поняла, к чему была вся эта история про твои предыдущие книги?

— Просто мне тогда показалось, что так будет лучше, — ответила я. — Давай смотреть правде в глаза: у романа очень сложная структура, и чувствуется, что писал его опытный человек. Думаешь, хоть кто-то купился бы на уверения, будто я написала нечто подобное без всякой подготовки, ни с того ни с сего, с первой попытки? И я действительно пробовала писать, ты же знаешь.

Беатрис посмотрела на меня, чуть наклонив голову, и уголок ее рта пополз вверх — просто воплощение насмешливой снисходительности. Но я, ничуть не смутившись, продолжала:

— Так что смысл в этом есть, верно? Мол, я опираюсь на свой опыт. Разве для того, чтобы сделать ложь максимально правдоподобной, не следует держаться как можно ближе к правде? Поэтому признание, что этот роман не похож ни на что из написанного мною раньше, было в своем роде правдой — вот как я рассуждала.

Беатрис запрокинула голову и разразилась смехом.

— Эмма, милая моя, до чего же умно! Но вот как насчет криминальной прозы? Ты же понимаешь, что тут может выйти конфуз. Тебя еще не раз об этом спросят.

— Я же говорю, чем ближе к правде, тем лучше. — Тут мы уже обе расхохотались.

— Ну, раз подражание — лучшая форма лести, то я только за, — тепло сказала Беатрис.

Однако я мысленно вернулась к тому мгновению, когда Гусек прервал мои бредни насчет криминальных романов. Я понимала, что вовсе не собиралась подражать Беатрис. И уж конечно не пыталась притвориться, что говорю о собственной работе. Нет, все было сложнее: в тот момент я забыла, что я — не Беатрис.

А Беатрис сделала мне несколько, как она сказала, замечаний, но я почти не обратила на них внимания. Мне хотелось лишь одного: домой. Я справилось отлично и знала об этом. Меня распирало от восторга, и я хотела видеть Джима, послушать его мнение. Я не могла дождаться того момента, когда услышу в его голосе гордость за меня.

ГЛАВА 17

Оно грызло меня, это ощущение, это легчайшее раздражение, направленное на Беатрис. Оно ползало под кожей, как зуд. Беатрис могла бы проявить больше признательности. Ведь я проделала большую работу и справилась прекрасно. Выбрала хороший отрывок (лучше, чем предложенный ею), и вообще, уж конечно, теперь такие вопросы решать мне. Я прокрутила в памяти момент, когда она спросила о моей оплошности — хотя, ясное дело, она и не догадывалась, что это оплошность. Ей вроде бы не понравилось, что я назвала себя автором, пусть даже потенциальным, криминальной прозы, или мне показалось? Я пыталась вспомнить ее тон, выражение глаз. Впрочем, после моих объяснений ее все устроило, и это главное.

По дороге домой я решила, что нужно немедленно засесть за собственный роман. Мы обе были согласны, что тут мне понадобится помощь, и чем скорее начать, тем лучше.

Если я приступлю прямо сейчас, то буду готова к тому времени, когда цирк, связанный с «Бегом по высокой траве», покинет город (то есть рекламные возможности иссякнут, а продажи начнут сокращаться). Беатрис и сама раньше уверяла, что со второй книгой все пройдет гораздо проще, ведь я уже не буду автором-дебютантом.