Когда Лена привела себя в порядок, то поспешила назад, где уже раздавались громкие голоса. Один принадлежал Николаю, а вот второй незнакомке. Очевидно, той, которую хозяин называл Тамарой.
Лена осторожно вышла в комнату, привлекая к себе внимание, и тихо поздоровалась.
— А, это ты, — обернулся к ней Николай, будто чем-то озадаченный и немного взволнованный. — Лена, это Тамара, — кивнул он в сторону застывшей у прилавка женщины, и Лена мгновенно перевела взгляд на нее. — Сменщица твоя, — он посмотрел на Тамару и высказал: — Ты покажи ей тут все, да не обижай, — погрозил он пальцем, — а то я тебя знаю!
Женщина громко и вызывающе фыркнула, скривившись, а Николай вновь нахмурился.
Лена бегло осмотрела новую знакомую. Высокая, плотная, но не толстая, с темными, почти черными волосами, собранными сзади в конский хвост. Подбородок гордо вздернут, глаза прищурены и изучающе смотрят на нее, пристально, оценивающе. Руки скрещены на груди, а правая нога монотонно отстукивает на полу какой-то ритм. Не слишком дружелюбная улыбка, скорее, дерзкая и вызывающая, чем открытая, растянула ее полные губы, а на лице выражение насмешки и полной расслабленности.
Лена повела плечами, вздрогнув от ее осмотра, и сама отвела взгляд на Николая. А тот поспешил уйти.
— Ну, вы тут познакомьтесь пока, — заявил он, подходя к двери, будто ждал удобного случая сбежать, — а я пойду, бумаги проверю. Да тебя, — кивнул он в сторону Лены, — нужно устроить.
И скрылся в дверях. Лена, не успев слова сказать, осталась одна, наедине с незнакомой, недружелюбно настроенной по отношению к ней женщиной. Обе стояли и молчали, будто не зная, с чего начать разговор. А когда Лена посмотрела на нее, та вдруг, неожиданно для девушки, широко улыбнулась.
— Ты на меня не смотри волком, — усмехнувшись, сказала Тамара, подходя к Лене и рассматривая ту с ног до головы. — У меня принцип: не бить детей, — губы ее иронично скривились. — А ты выглядишь, как маленькая девочка, — улыбнувшись не зло, но с укором, Тамара скрестила руки на груди. — И что же тебя занесло-то сюда, а? Сразу же видно, что городская ты.
Лена пожала плечами. Как бы ей не хотелось ничего объяснять, не хотелось вспоминать, рассказывать.
— Это долгая и… тяжелая история, — пробормотала она, отводя взгляд и хмурясь.
Тамара внимательно на нее посмотрела, а потом спросила проницательно:
— И сколько твоей истории лет? — безразлично пожав плечами, она добавила: — Моей семь было, пока я не выдержала, да и не развелась.
Лена вздрогнула, как удара. Сердце заколотилось в груди, как сумасшедшее, рвано отстукивая избитый ритм обреченности. Наверное, она покраснела, потому что ощутила, что щеки вмиг запылали.
Неужели по ней все можно прочитать?! Неужели окружающим так заметно, что она… сбежала?! Но как, почему, откуда?…
— Так сколько было твоей? — настойчиво повторила Тамара, глядя на девушку сверху вниз.
Лена покачала головой, будто отгоняя от себя мрачные мысли.
— Девять, — проговорила она, тяжело вздохнув. — И я не уверена, что она закончена.
Тамара нахмурилась.
— Что, так плохо все? — с какой-то долей сочувствия осведомилась женщина.
— Смотря как на все посмотреть, — с неохотой выдавила из себя Лена, а потом вдруг настойчиво: — Я бы не хотела об этом говорить. Может быть, займемся делом? — и нервно стиснула руки в замок от нетерпения.
Женщина только хмыкнула, еще раз окинув Лену беглым взглядом.
— Ну, как скажешь, — протянула Тамара, бросив на нее быстрый взгляд. — Пойдем, покажу тебе все.
И Лена послушно потянулась за ней, отчего-то чувствуя, что ее первое впечатление относительно нее, оказалось ошибочным.
Он пытался с этим справиться, честно пытался, но не смог. Жить без нее не представлялось ему возможным. Не теперь. А ей… ей уже не представлялось возможным жить рядом с ним.
Он совершил глупость, самую большую, роковую ошибку. Сможет ли он вымолить за нее прощение у женщины, которая устала прощать? Устала терпеть. Устала оставаться рядом. Вопреки всему, даже себе. А он никогда ведь не ценил этого, как данность, как обязанность с ее стороны, принимая нежность и ласку.
Но у ангелов тоже есть предел. Предел возможностей, сил и чувств, та грань, перешагнув которую, лишаешься малейшего шанса на понимание с их стороны. Неужели он перешагнул ту черту, за которой ничего уже не было, только разрушение, тьма, пустота, одиночество?… Без нее!? Там — не было мира.
Он совершил не просто преступление, но убийство. Он уничтожил женщину, которая его любила, ту, которой он не был достоин. Он совершил предательство. Предательство высшей пробы, тончайшей резьбы и идеальной огранки. И за каждый миг этого предательства, за каждую частичку боли, что поселилась в душе любимой женщины, ему теперь придется расплачиваться годами оставшейся у него жизни. Молить о прощение, умолять, стоя на коленях, взывать и каяться. Но так и не добиться полного очищения своей гнилой, погрязшей во грехе сущности.