И телом, и душой

И… так и не решилась, не смогла признаться. Вместо этого выпалив ложь о том, что встречается с Аней.

Лена знала, интуитивно чувствовала, что Максим не примет помощи от Андрея. Он невзлюбил его, несмотря на то, что они стали партнерами. Он чувствовал в нем опасность? Ревность? Собственнические чувства? Он старался держаться в стороне от человека, который посягнул на «его» женщину, и пытался огородить от него и саму Лену?

Девушка и сама чувствовала, что Андрей испытывает к ней не только дружеские чувства. Прошедшие годы ничего не изменили. Он любил, так же, как любил десять лет назад. Наверное, сейчас его любовь была немного другой, она видоизменилась, но сам факт ее наличия, Лена ощущала.

Ощущал ее и Максим. Не мог ее не заметить. И поэтому сторонился Порошина, оберегал от него Лену и свою семью, которой, стоящей на краю пропасти, нужно было сделать всего шаг, чтобы рухнуть в бездну. И легкого, едва ощутимого толчка в спину от Андрея вполне хватило бы на то, чтобы разрушить то, что не складывалось на протяжении девяти лет, но застыло, нетронутое и хрупкое, и чтобы сломать это.

Максим насторожился, он чувствовал опасность, он оборонялся и охранял то, что принадлежало ему.

Он бы не понял. Он бы не принял помощи от Андрея. Он бы, скорее, сам нашел ей работу. Но… не успел.

После своего отъезда он звонил ей всего несколько раз за два дня. Утром и вечером. Спрашивал, как она, чем занимается, коротко уведомлял ее в том, чем занимается сам, и, пожелав доброго дня, вытребовав у нее обещание беречь себя, ведь на улице октябрь, отключался.

Лена удивлялась таким коротким, непринужденным, непривычным звонкам, словно бы звонкам от постороннего, чужого человека, но не решалась спрашивать Максима о них, о причине его… холодности, какого-то напускного безразличия и бесчувственности. Да, да, да, все это казалось ей проявлением именно холодности, равнодушия и бесчувственности!

Она сотни раз повторила себе, что так и нужно. Он пытается, наконец, исправиться и хотя бы спустя девять лет не следить за каждым ее шагом, не контролировать ее действия, не вытягивать из нее слова, а ждать, пока она сама заговорит. Но отчего же тогда она так нервничает и переживает, если днем не услышала очередной от него звонок, не услышала родной голос, пусть раздраженный, но немного взволнованный. Потому что уже привыкла к подобному контролю? Потому что уже не верила в то, что может быть иначе?

Она укоряла себя, одергивала, смотрела на телефон, и, когда тот томительно и угрожающе молчал, сама набирала номер мужа. Но потом резко нажимала «отбой» и, отбросив телефон в сторону, уходила в другую сторону.

Знала бы она, что в другом городе, изнывая от тоски, боли и обиды, раздражения на самого себя и свой идиотизм, сходил с ума, рассекая комнату решительными шагами, заламывая руки и сузившимися до черных точек глазами глядя на телефон и уничтожая его взглядом, такой же потерявший разум человек, как и она.

Если бы она знала… Не пошла на встречу с Кавериным? Нет, она пошла бы. Просто в этом случае не кололо бы в груди сердце, напоминая о той лжи, что она высказала Максиму.

Но, несмотря на это, девушка, глубоко вздохнув, все равно решительно двинулась к раздвигающимся дверям. Уже не думая о том, что сказал бы муж, а просто уверенная в том, что поступает верно.

Поднявшись на нужный этаж, она подошла к секретарю, невысокой девушке двадцатисеми-восьми лет на вид.

— Чем могу Вам помочь? — с улыбкой проговорила она, обернувшись к Лене.

На бейджике Лена прочитала ее имя «Карина» и почему-то порадовалась этому факту.

Лена подошла ближе и остановилась в шаге от ее стола.

— Мне нужен Марат Александрович, — сказала Лена, улыбнувшись.

— У Вас назначено?

Сердце внезапно забилось громко и сильно, и Лена приказала себе успокоиться.

— Ммм, да… — запнулась девушка. — Наверное, да, я точно не знаю. Встречу назначал мой друг, поэтому я… не знаю.

Карина вздернула вверх светлые бровки и потянулась за телефонной трубкой.

— Как мне Вас представить? — обратилась она к Лене.

— Елена Колесникова.

— Марат Александрович? — проговорила Карина, кивнул Лене в сторону кресла, предлагай той присесть. — Вас тут девушка спрашивает. Да. Колесникова Елена. Говорит, что ей назначено. Друг договаривался, — посмотрев в сторону Лены, присевшей на краешек кресла, скрестив руки на коленях, секретарша обратилась к ней. — А кто договаривался о встрече?

— Андрей, — выдохнула Лена. — Андрей Порошин.

— Андрей Порошин договаривался, Марат Александрович, — сказала Карина Каверину, и тот, по всей видимости, как-то бурно отреагировал, потому что девушка вдруг поморщилась. — Да, конечно. Через пять минут. Хорошо, — повесила трубку и, обернувшись к Лене, проговорила: — Марат Александрович примет Вас через пять минут. Посидите пока в приемной, — а потом, подскочив с места к полкам, заставленным папками, в сердцах воскликнула: — Черте что творится с тех пор, как Наталья Юрьевна пропала!

Лена сглотнула и, не решаясь спросить о том, кто она такая, просто поджала губы.