В одно мгновение мир пошатнулся, закружился вокруг нее в бешеном танце, накренился и... девушка, потеряв равновесие, стараясь схватиться за воздух и скользя слабыми ладонями по дереву, полетела вниз, в зияющую пустоту и, ударившись о стул, бессильно распласталась на полу.
Боль пронзила все ее тело, казалось, до самых кончиков пальцев на ногах. Голова закружилась, когда она попыталась подняться, в висках стучало и билось, нещадно колотилось в нее бешеное сердце. В животе отдалась резкая острая боль, и девушка, потянувшись к нему, чтобы обнять и успокоить своего малыша, через секунду осознала, что между ног сочится что-то липкое.
Она хотела закричать, но не смогла выдавить из себя и слова, судорожно сжимая бедра и не позволяя крови струиться по ногам. Попыталась встать, но боль пронзила ее тело стрелой, и девушка откинулась на пол. Слезы коснулись ее глаз снова, едкие, горькие, горячие слезы боли. Тяжело задышала, успокаиваясь.
Переборов боль, села на полу, не разжимая бедер и поглаживая живот нежными касаниями.
- Все хорошо, мой хороший, - говорила она, нашептывая ему нежности. – Все хорошо, мой золотой... Вот видишь, какая твоя мамочка нерасторопная, - схватившись за опрокинутый стул, морщась от боли, поднялась на ноги. - Прости меня, мое солнышко, - шептала она, корчась от боли и делая вперед шаг за шагом. – Прости, зайка... Все будет хорошо, все будет хорошо... Мамочка с тобой...
Медленно и нерасторопно, с силой сжимая ноги, она прошла в ванную комнату. Морщась, разделась, не переставая разговаривать со своим малышом.
- Сейчас, сейчас, мой хороший... Мамочка только смоет с себя всю эту... гадость... И все будет хорошо...
Почувствовав резкую боль, схватилась за край ванной и, зажмурившись, тяжело задышала.
Когда распахнула глаза и бросила быстрый взгляд на свои сведенные ноги, осознала, что кровь, не останавливаясь, продолжала струиться по ногам.
В ушах зазвенело, перед глазами снова встала едкая, дымящаяся пелена.
Мир закружился вокруг нее в безумной танце, и Лена, погруженная в этот дикий водоворот, с тихим криком отчаянья осела на пол, через мгновение погрузившись в зияющую пустоту и немую тишину.
- НЕТ!..
Очнулась, казалось, спустя вечность. Болело все тело, боль разъедала, казалось, даже внутренности. Кровь продолжала сочиться из нее, и Лена, бессильно откинувшись на стену, зарыдала.
Кое-как, превозмогая боль, добралась до телефона и вызвала скорую, умоляя лишь о том, чтобы они успели и спасли ее малыша. Он должен жить!.. Это она виновата во всем, а не он. Только она!..
Ей казалось, что ее раскроили, такой сильной и раздирающей была боль, пронзившая ее с ног до головы.
Когда прибыли врачи, она едва нашла в себе силы открыть им дверь и, рыдая, упасть прямо на них.
- Пожалуйста, - умоляла она, не сдерживая рыданий, - пожалуйста!.. Спасите, спасите его... Мой мальчик! Он не виноват!.. Пожалуйста, спасите его!..
Ее подхватили сначала на руки, а затем переложили на носилки.
- Нужно сообщить родственникам, - сказал ей словно издалека мужской голос. – Как связаться с ними?
- Спасите моего малыша... – словно не слыша его, шептала Лена в беспамятстве.
- Как связаться с вашим мужем? – повторил врач, потрогав ее за щеки. – Нужно сообщить ему...
Она, едва разлепив губы, прошептала им телефон и погрузилась в спасительную темноту с миллионом различным жужжащих звуков где-то вокруг себя. Но даже тогда она смогла разобрать слова врачей.
Их итог был неутешительным.
Лена противилась одному лишь этому слову. Мотала головой в разные стороны, дергала руками, пытаясь сорваться с места, и сильно сжимала бедра, словно так смогла остановить кровотечение. Задержать своего малыша внутри своего тела. Плакала, рвалась, выкрикивала ругательства, перемешанные с мольбой.
Она до последнего не верила, что это конец. Еще утром, совсем недавно, все было так безоблачно!..
Она умоляла врачей совершить чудо и, даже когда ее положили на стол и сделали общий наркоз, она продолжала шептать и молить о помощи и спасении своего мальчика.
Но спасти ребенка не удалось.
Она очнулась совершенно одна в пустой палате и, еще не осознавая, где находится, первое, что сделала, это потрогала свой живот, желая успокоить малыша и сказать ему, что все хорошо.
Ее живот был плоским. Как и раньше, четыре месяца назад.
Она потрогала его еще раз, и еще. Откинула одеяло, приподнялась и осмотрела его, расширившимися от ужаса глазами, глядя на это изменение. И лишь через минуту осознав, что это изменение означает, она дико закричала, забилась в истерике, разрыдалась, свернувшись калачиком и отвернувшись к стене.
У Максима было совещание. То самое, важное, из-за которого он предложил перенести их разговор на вечер, но, едва ему сообщили о том, что его жена в больнице, он бросил все дела приехал к ней.
Когда узнал последние новости, думал, что сердце разорвется от боли и отчаяния прямо там, в коридоре.