И солнце взойдет. Он

В коридор вышли пара рабочих, а следом за ними вплыл глава отделения. Он нёс в руках огромный рулон со свёрнутым транспарантом и сосредоточенно высматривал нечто неведомое под навесным потолком, прежде чем заметил нужную нишу. Через пару минут под удивлённым взглядом ничего не понимавшей Рене, через весь коридор протянулся плакат.

– «Симпозиум по неотложной хирургии в нейротравматологии», – медленно прочитала она и повернулась к стойке администратора под звук шуруповёртов рабочих. – Что это?

– Очевидно же. Симпозиум по хирургии. Неотложной, – машинально откликнулась Энн.

– Но почему?!

Вопрос был риторическим и включал в себя не столько удивление тематикой, сколько «почему именно здесь», «почему именно сегодня» и, наконец, «почему нам ничего не сказали». Однако, встретившись с укоризненным взглядом дежурной медсестры, Рене нахмурилась.

– Потому что так решило руководство, – проворчала та. – Иди и спроси своего наставника, например. Это он в последний момент настоял, чтобы мероприятие состоялось у нас в отделении.

– Профессор Хэмилтон знал? – Стало ясно, что рабочая смена решила пойти под откос прямо с утра. Рене озадаченно моргнула, а затем растерянно повторила: – Но почему…

– Говорят, из Монреаля прикатит какая-то суперважная шишка. И поскольку последнее выступление до обеденного перерыва закончится аккурат перед твоей операцией, то… – Энн игриво вздёрнула брови, а Рене застонала. – То думай сама, сколько старых маразматиков во главе с главным снобом придут на тебя поглазеть. И это я молчу про придурков с камерами, которые наверняка забудут выключить вспышки.

Чёрт! Унявшаяся было тревога вспыхнула снова, и Рене нервно отбила жёлтым носочком рваный ритм. Она очень хотела знать, почему Хэмилтон ничего не сказал.

– Может быть, он просто забыл? – пробормотала Рене сама себе, но Энн скептически хмыкнула. – Ну не мог же он меня подставить… Это не в его характере. Просто абсурд!

– Угу-угу. Ты всегда веришь в лучшее, радужных единорогов и ванильных пони, —саркастично протянула медсестра. – Спустись на землю, Роше. Тебе осталось два года до экзамена на лицензию. Прости, но пришло время показательных выступлений. А значит, всё. Кыш. Иди работай и повтори там… что вы там повторяете?

– Протоколы.

– Вот. А ещё не забудь про пациентов. Ночью твоего эпилептика перевезли в отделение, просил передать – его больше не тошнит.

Рене недоумённо замерла, пытаясь понять, отчего новость прозвучала столь необычно, моргнула, а потом улыбнулась так радостно, что Энн усмехнулась.

– Он заговорил? О! Спасибо! – Она подхватила папки и перегнулась через стойку, чтобы поцеловать медсестру в щёку. Та смущённо замахала рукой, словно отгоняла надоедливую муху, и вернулась к подсчёту смен.

– Да я-то здесь причём. Ты же оперировала.

– За новости, Энн, – мягко ответила Рене. – Сколько бы ты ни ворчала, но ведь любишь сообщать нам хорошее.

Она весело подмигнула, а Энн притворно нахмурилась.

– Твою блаженность даже могила не исправит, – донеслось добродушное бухтение медсестры, когда Рене уже бежала по коридору. – Он в пятой!

Но это она уже видела сама, остановившись около двери с картой пациента в прозрачном держателе. Рене коротко постучала и вошла в палату, которую расчертили золотые полосы утреннего солнца.

– Bonjour, monsieur Josher!

– Ах, доктор Роше.

Полный мужчина лет сорока с опухшим из-за недавней операции лицом и перебинтованной головой попробовал сесть, но был тут же остановлен. Привычно взяв пульт, Рене приподняла спинку, а сама одной ногой подтянула поближе стоявший около двери табурет. Шум колёсиков привлёк внимание мистера Джошера. Он глянул вниз – туда, где обутая в жёлтую обувь нога упёрлась в металлическую опору кровати – и удовлетворённо кивнул.

– «Вишенки».

Рене приподняла брови, отвлекаясь от чтения записей ночной смены, и взглянула на своего пациента.

– Что, простите?

– Вы сегодня надели «вишенки», – как ни в чём не бывало продолжил мистер Джошер, а затем указал на её обувь. – Почитал о вас на больничном форуме… Ну и в сети, конечно. Когда разрешаешь кому-то вскроить себе череп, лучше знать об этом человеке побольше. Правда?

Он весело хохотнул, не замечая застывшего взгляда Рене.

– Неужели? – медленно произнесла она, хотя не сомневалась, что прозвучит следом.

– Да. Вот и узнал про счастливые «вишенки», а заодно, что вы внучка самого Максимильена Роше. Такая честь! После этого у меня исчезли последние сомнения, ведь у такого гения не может быть…

– Что же, как я вижу, речевые навыки интактны, – торопливо перебила Рене, не желая в очередной раз выслушивать сентенции о бездарностях, яблоках и яблонях, а потом ещё целый кювез стереотипов. Она скованно улыбнулась и отложила планшет. – Область, в которой происходили припадки, располагалась рядом с речевым центром, однако нам с профессором Хэмилтоном удалось иссечь её, не затронув когнитивную активность. Это хорошо.