И снова утро (сборник)

Начальник жандармского поста вначале оторопел, потом, увидев разорванную обмотку и кровь на ноге, взбешенный, схватил карабин, прицелился и выстрелил. Пес подпрыгнул в воздухе, потом, бездыханный, рухнул на землю.

На грохот выстрела из дому выбежал Панаит Хуштой. Увидев начальника поста с карабином в руках и Грую, лежащего со скрюченными лапами на боку, он понял, что произошло.

— Зачем ты застрелил моего пса, господин начальник?

— Зачем? Слышь, этот разбойник еще спрашивает, зачем! Почему не держишь пса на цепи, если знаешь, что он набрасывается исподтишка на людей и кусается? Видишь, что он натворил? Теперь ты мне заплатишь за порванные брюки, понял?

— Это Груя? — с недоверием спросил Панаит.

— А кто же еще?

— Надо же! — удивился хозяин дома.

Разъярившись, начальник жандармского поста начал орать так, что на другом конце улицы услышали его крики:

— А что ты удивляешься, голь перекатная? Смотри, и тебя кокну, как твою псину!

И поскольку Панаит Хуштой даже с места не сдвинулся, а только с презрением посмотрел на него, жандарм приставил карабин к плечу и щелкнул затвором.

Теперь Панант Хуштой разъярился. Он решительно направился к воротам, прихватив забытый в козлах топор.

— Что? Ты хочешь застрелить меня, начальник? За что это ты хочешь меня застрелить? Спрашиваешь, чему я удивляюсь? Как мне не удивляться, если бедный пес за все время даже не залаял ни на кого?

— Как ты со мной разговариваешь, рвань несчастная?

Но Панаит не испугался жандарма. Он теперь понял, почему Груя укусил жандарма, и еще больше рассердился за то, что тот застрелил пса.

— Так за что же ты застрелил моего пса, господин начальник? За то, что он укусил тебя? А разве пес виноват, что в тебе столько злости, что даже такой тихоня, как Груя, не удержался и укусил тебя? Зачем ты убил пса?

В словах Панаита звучала такая угроза, что начальник перепугался, хотя и был вооружен.

— Ты что, взбесился? Найду я и на тебя управу, — пробормотал он и, не мешкая больше, пятясь, вышел за ворота.

Панаит Хуштой мрачно посмотрел ему вслед, потом тяжелым шагом, глядя в землю, вернулся в дом. Услышав крики жандарма, собрались у изгороди соседи. Все они слышали и видели, как Панаит сцепился с жандармом, и теперь со всех сторон неслись возгласы одобрения:

— Молодец, Панаит! Здорово ты его отбрил! Ушел поджав хвост, бандит чертов! — крикнул ему дед с трубкой во рту.

Панаит ничего не ответил.

Одна из соседок с тревогой спросила:

— Уж не бумагу ли он тебе принес, Панаит?

— Да, бумагу! Вот и меня забирают.

Взобравшийся на забор мальчуган спрыгнул вниз и побежал к себе домой.

— Тетенька Аглая, дядя Панаит получил бумагу. Его на войну забирают! Слышишь, тетенька Аглая?

Панаит Хуштой вошел в дом, не посмотрев ни на кого. Постояв у изгороди, соседи тоже разошлись. Только некоторые женщины еще задержались у калиток, передавая весть всем, кто проходил по деревенской улице.

Дома, вспомнив о случившемся, начальник жандармского поста снова разозлился:

«Дьяволы! И он негодяй, и жена его такая же!» Жандарм никак не мог забыть, как встретил его Панаит Хуштой, когда он принес повестку.

— С чем прибыли, господин начальник? — спросил его Панаит, едва жандарм показался на пороге. Он не поздоровался и даже с места не встал, как это делали обычно остальные.

— С чем? Приказ тебе пришел. Сегодня же отправляйся. Завтра должен быть в полку. Если завтра увижу тебя в селе — берегись! Ты ведь знаешь меня.

— Знаю. Кто тебя не знает!

— Уж такой ты добрый, господин начальник, что даже трава сохнет там, где ты пройдешь, — добавила Докица, жена Панаита.

— Эй ты, Панаит, если сам не можешь закрыть рот своей бабе, я прикажу жандармам, они быстро это сделают.

— Давай сюда твою бумажонку, начальник, и ступай с богом! Ступай, ведь если я знаю, каков ты, то ты не знаешь, каков я.

— На, держи! Но смотри у меня, если завтра поймаю тебя в селе, добра не жди. Понял?

Панаит Хуштой ничего не ответил жандарму, а только взял повестку о призыве двумя пальцами, будто с отвращением, и тут же бросил ее в глиняную миску, стоявшую на плите, наполовину наполненную кукурузными зернами.

— Вот и твой черед пришел! — проговорила Докица, когда жандарм ушел.

Она произнесла эти слова без боли и горечи в голосе, будто просто констатировала факт, который ее вовсе не трогал.

Но Панаит хорошо знал жену и почувствовал всю тревогу и жалость, скрывавшуюся за этими словами.

— Такая уж эта чертова война. В конце концов всем приходит черед. Разве только деды останутся дома.

Как раз в этот момент во дворе раздался выстрел, и Панаит вышел посмотреть, что случилось.

Когда он вернулся, Докица, помешивая мамалыгу в чугуне, не обернувшись, спросила его:

— Этот бандит, наверное, стрелял?

— Он застрелил Груя!

— А за что?

— Пес укусил его за ногу. Притом укусил здорово!

— Лучше бы он перегрыз ему глотку!

Панаит промолчал. Он сел, прислонившись к стене, и начал скручивать толстую цигарку. Через некоторое время спросил:

— Ты что скажешь, Докица?

— Я? Вас обязательно отправят на фронт?

— Иначе зачем бы нас призывать? Я слышал, мало кто остался в живых из тех, кого взяли раньше.