После сообщения римского радио о пожарах, которые якобы бушуют в Ленинграде, я ознакомился с журналом записей ответственного дежурного управления городской пожарной охраны. В ночь на 29 октября в Ленинграде не зарегистрирован ни один пожар. Только под утро автонасос под командованием Янкового выехал по сигналу на улицу Марата, дом № 40. Там в квартире № 15 от неосторожного обращения с огнем загорелась мебель. А другую группу пожарных — шесть бойцов — направили на 2-ю линию Васильевского острова, в дом № 15. В квартире № 2 они помогли затушить... матрац, который загорелся из-за шалости пятилетнего мальчика.
Ну и насмешили фашистские горе-пропагандисты ленинградцев, особенно летчиков, зенитчиков и пожарных!
16 декабря
Командующий войсками Ленинградского фронта генерал-лейтенант Л. А. Говоров принял делегацию Сестрорецкого инструментального завода имени Воскова. Коллектив этого предприятия имеет славное историческое прошлое. Сестрорецкие рабочие изготовили первую русскую трехлинейную винтовку, скрывали в Разливе Ленина, участвовали в штурме Зимнего.
В начале войны завод освоил производство автоматов. В декабре не стало электроэнергии, мороз сковал цехи. Детали выпиливали вручную, озябшими, одеревеневшими руками собирали оружие и отправляли на фронт. Некоторые узлы автомата через весь Ленинград на саночках возили обрабатывать на другой завод.
Сегодня делегация преподнесла командующему фронтом образец нового автомата, впервые выпущенного в нашей стране.
29 декабря
Вместе с группой железнодорожников побывал сегодня на бронепоезде. Нам показали бортовой журнал. Первая запись: «10 сентября 1941 года. Получен приказ формировать команду бронепоезда, который изготовлен ленинградскими железнодорожниками...»; «30 сентября. Первое занятие с личным составом по политической подготовке. Тема: "Город Ленина был, есть и будет советским"»; «Ночь с 18 на 19 октября. Первая боевая стрельба по противнику...»
Когда командир предложил гостям осмотреть бронепоезд, один из железнодорожников скромно сказал:
— Посмотреть, конечно, можно, но мы здесь, как у себя дома, все знаем, сами строили.
Гостям было интересно другое — узнать, как служит бронепоезд артиллеристам.
— Мы довольны, — ответил командир, — броня надежная, пушки стреляют далеко и точно. Но бывали и такие случаи.
Иван Твердун рассказал:
— Стреляли раз ночью по фашистам — огневой налет. Я замковым у орудия стоял. В самый разгар боя отломилась рукоятка для открывания затвора. Клин затвора стал ниже, чем полагается, от этого пушка могла выйти из строя. Ну, я и придерживал рычаг правой рукой, а левой опускал спусковой крючок. Врать не буду, нелегко было. Как пушка выстрелит, так вся сила отдачи на меня. Не успевал руку отнимать, все равно попадало. Ну, верно, вспухла рука, больно было. Но пушка стреляла.
15 января 1943 года
Заслуженная учительница республики 3. А. Орлова выступила сегодня по радио. Она сказала:
— Товарищи фронтовики! На днях я получила письмо от своей бывшей ученицы шестнадцатилетней Елены Шпор. В начале тысяча девятьсот сорок второго года вместе со своей матерью — учительницей нашей школы Лидией Федоровной — она эвакуировалась из Ленинграда на Кубань. Я считаю своим гражданским долгом довести письмо моей ученицы до сведения воинов Красной Армии и всех ленинградцев. Вот что пишет Елена Шпор:
«Дорогая Зиновия Алексеевна! Вы, наверное, уже знаете, что летом прошлого года мы попали к фашистам и моя мама погибла. Год, который прошел с тех пор, останется в моей памяти как кошмарный тяжелый сон. Никогда я не прощу фашистам страшных дней оккупации.
Про все в одном письме не напишешь. Я расскажу вам только о маминой смерти.
17 сентября к нам в дом постучались. Вошли два гестаповца. Они спросили мою маму и велели ей идти с ними. Когда они вышли, я незаметно пошла сзади. Фашисты с мамой вошли в комендатуру. Я прождала больше трех часов, но не дождалась, пошла домой. Что я чувствовала — на бумаге не передашь. Вскоре вернулась мама. Узнать ее было невозможно. Она сказала: «Меня должны расстрелять, потому что мы эвакуированы из Ленинграда». Маме удалось убежать из комендатуры, но сердце ее не выдержало — через десять минут после возвращения домой она умерла. Не стану писать о своем горе.
Я переехала в другую станицу. Здесь фашисты начали охоту за молодежью, чтобы угнать ее на работы в Германию. За уклонение от мобилизации и симуляцию расстреливали. Но ненависть к фашистам подавляет всякий страх. Я и еще несколько девушек, чтобы выдать себя за больных и не попасть на каторгу, выпили табачную настойку. У нас появился такой сильный кашель, что на бирже на нас замахали руками. Таким образом мы спаслись от отправки в Германию.
Но не думайте, что нас так просто отпустили домой. Нам сделали на лице отметку. Порезали бритвой щеку. И теперь у меня во всю щеку тянется шрам — след фашистской оккупации.