А почему тогда, в дошкольном детстве, я так запал на эту песню Окуджавы – мне и до сих пор было непонятно. Вроде и в словах ничего особенного, и музыка средненькая, а вот проникала в душу до самой глубины. И оттуда, с глубины, поднимались и радость, и тревога, и надежда, и страх. Пугал меня, лет чуть ли не до семи, этот загадочный «силуэт совиный», который клонится с облучка. Будь это просто сказкой, всё было бы правильно и понятно. Эка невидаль – сова управляет бричкой. Может, это сова из «Винни-пуха», или какая-нибудь в том же роде. Но сова из песни была непонятной и доводила меня чуть ли не до слёз. То ли ужаса, то ли восторга. «Ничего, попозже эту сову мы разъясним», улыбался Дед, но так ничего и не разъяснил. «Не нервируй ребёнка, у него комплексы будут, другое что-нибудь пой!» – требовала от него баба Маша, но тут уже восставал я. «Не надо другое! Надо про это! Про сову!»
– Подъезжаем помаленьку, – нарушил молчание Миша. – Значит, вот как делаем: сперва я вас возле озера высажу, потом отъеду поближе к посёлку. Послушаю, что там… не напортила бы, в самом деле, погода. Может, они на лыжах и не выйдут, метели побоятся. Если решатся всё же, тогда я быстренько к вам, они до озера как минимум минут сорок чапать буду. По-любасу отзвонюсь.
Машина свернула с шоссе на почти незаметную боковую дорогу и не спеша покатила по лесу. Тут уже была настоящая зима – кусты чуть ли не по верхушки в снегу, на чёрных еловых лапах – самые настоящие сугробы. Страшно подумать, что по такому лесу придётся пробираться на своих двоих.
Слегка развиднелось, но лишь оттого, что невидимое за тучами солнце поднялось повыше. А сами тучи, беременные снегом, казалось, стали ещё плотнее.
– Вот тут, мужики, десантируйтесь, – остановил «Иволгу» Миша. – Сюда же и подъеду потом, а пока я разведкой займусь, вы вокруг озера походите, наметьте пути отступления.
Мы с Димой вышли. Сразу же пахнуло еловой смолой, далёким дымом, и почему-то даже грибами – хотя и не сезон.
Против моих опасений, идти по заснеженному лесу оказалось не так уж трудно. Главное – экипировка соответствующая. Ботинки с высокой шнуровкой (специально вчера купил в «Юниоре» возле метро) совершенно не пропускали снега, непромокаемые тонкие штаны поверх обычных лыжных брюк не сковывали движений. Хотя, наверное, тут и адреналин влиял. Пусть не море, а снег – всё равно казался по колено. Хотя реально доходил едва ли не до пояса.
Мы с Димой шли почти молча, обмениваясь лишь короткими репликами: «правее возьми чуток», «не, между этими ёлками не пролезешь, лучше вон там, по дуге», «осторожнее, тут брёвна какие-то под снегом». В принципе, пути отступления вполне проходимые, не такой уж тут бурелом. Но лыжникам, конечно, придётся несладко.
Наконец выбрели к противоположному берегу озера – где проходила лыжня. Само озеро ещё не схватилось льдом – только с краёв, и то чуть-чуть, а в середине едва заметно дымилась чёрная вода.
– Не хотелось бы сейчас окунуться, – подумал я вслух.
– Ну, на вкус и цвет… – хмыкнул Дима. – Я вот моржевал раньше, очень полезно организму. Сейчас уже редко, некогда всё… Ладно, хорош болтать, вот смотри – здесь кусты подходящие, в них и засядем. Сверху, с лыжни, нас хрен увидишь. Так, сейчас у нас десять ноль семь. Завтракают эти в половину десятого обычно… Значит, скоро уже выйдут. Ну, не проспим, Мишаня отзвонится.
– Слушай, я чего не пойму, – заинтересовался я, – ты ж сам велел комм отключить и батарею вынуть. Почему мне нельзя, а вам можно?
– Элементарно, Ватсон! Во-первых, потому что тебя слушают, а нас нет. Во-вторых, у нас с Мишаней вообще не коммы, а рации. Радиус действия пять кэмэ. Реально даже чуток меньше, если учитывать неровности рельефа. А где ты видишь ровности? Так что не боись, чекисты здесь не ходят. А вот лыжники ходят, и не только наши объекты. Так что без дела не болтай, лады? Притворись кустиком.
Я притворился. Я-кустик сидел на корточках, читал Иисусову молитву и мечтал, чтобы всё скорее уж кончилось. Адреналин бурлил в крови и требовал что-то делать, куда-то бежать, кого-то рвать – а приходилось тихо сидеть.
Спустя бесконечность у Димы что-то негромко засвиристело. Он вынул из-за пазухи узкую чёрную трубку, тихо произнёс: «Приём. Сокол двадцать» – и замолчал минуты на три.
– Значит так, – глухо заговорил он, убирая рацию. – Планы меняются. Миша там послушал и дачу, и прочий местный эфир. В общем, авария у них, без света сидят. Ночью подстанция где-то сгорела, и отремонтируют нескоро. Не раньше понедельника. Поэтому сегодня никаких лыж у наших клиентов не намечается, и более того – поедут в городскую квартиру. А квартирка у них, между прочим, в таком элитном и охраняемом домике, что туда соваться не с нашим свиным рылом.
– И что ж теперь делать? – поёжился я.
А ведь как всё ладно складывалось!