И сегодня стреляют

И опять пронесло. То ли сам вывернулся, то ли летчик был не меток, но лишь дважды водой хлестануло от близких взрывов. Самолет больше не нападал, но и катер почти перестал двигаться. Мотор захлебывался, подвывал, будто собирался заплакать. Бросить бы руль, полезть к механику – может, помощь нужна, – но в этом месте катер могло снести к песчаной косе, где сплошь мели, засел – и конец. Мотор задыхался, и чувствовалось, не тянет. Тогда Матвеич круто взял влево, решив подставить течению правую скулу, чтобы подтолкнуло. На палубе опять крики – куда, мол, назад-то, – и он тоже закричал, что вперед не выгрести, что одна надежда спуститься ниже и приткнуться где придется, лишь бы не засесть посреди реки.

Почувствовал: цапанул-таки килем. Но тут уж течение подхватило, понесло, да и мотор все-таки чуть подталкивал, хоть и захлебывался. Теперь можно было оглядеться. Берег Матвеич знал, но знал он также, что на острове, тянувшемся слева, нет ни одного мало-мальски подходящего места для причаливания, – сплошь пляжи с долгими отмелями. Разве что где-то уцелели мосточки, на которые прежде высаживались пляжники?

Вместо мосточков усмотрел Матвеич развороченную бомбой баржу, крепко всосавшуюся в береговую отмель, кое-как развернул катер против течения, чуть снова не посадив его на мель, ткнулся носом в эту баржу, по-молодому соскочил на ее борт, чтобы захлестнуть швартовую петлю за что-нибудь, да не рассчитал, налетел на торчавший брус.

И будто кости вынули из ног, рухнул на обгорелую палубу, сам удивляясь своему состоянию: не убит, не ранен, а руки-ноги не шевелятся, только дрожат мелкой дрожью, как никогда не бывало. И муть застлала глаза – ничего не разглядеть.

Показалось – длилось так целую вечность. А когда вновь прояснилось перед глазами, увидел, что швартовка-таки зацеплена – то ли сам успел, то ли молодуха, что нагибалась теперь к нему, пытаясь поднять. А другие бабы сиднем сидели на катере – ни одна не шелохнулась. Видно, решили, что так и полагается главному на корабле – зайцем прыгать через борт и биться головой о брусья.

– Чего ждете?! Гляди, опять налетят!..

Он думал, что крикнул, а на самом деле пробормотал себе под нос. Но его поняли, зашевелились. И тут резануло: ну как тоже прыгать начнут, перебьются, передавятся. Быстренько встал – откуда силы взялись, – замахал руками, чтобы угомонились.

– Мосток сначала, мосток положьте.

Валялась доска на палубе, кто знал, что это и есть мосток? Пришлось ему лезть обратно на катер, вытаскивать ту доску из-под бабьих задов.

– На берег давайте, все на берег!..

И сам встал у доски и, как не раз бывало в спасательную пору, принимал на грудь ахающих баб, узлы, ребятишек малых.

Только когда опустела палуба, вспомнил о своем механике, заспешил к нему, увидел того, уже вылезшего в рубку, бледного, сидевшего на полу и зажимавшего ногу выше колена грязной ветошью.

– Чего?!

– Вот, удостоился…

– Ранило?!

Из-под клока ветоши сочилась кровь. Матвеич засуетился – чем бы перевязать, – догадался скинуть пиджак, рубаху. Нательная была не больно чиста, и он закричал бабам, табором сидевшим на берегу, нет ли у кого тряпицы почище.

Самой бойкой оказалась молодуха, что помогала ему очухаться, – мигом прибежала со жгутом настоящего, даже нестираного медицинского бинта, прощупала ногу, заверила, что рана пустячная, туго перевязала. Но не ушла, стояла в дверях рубки, смотрела. За ней белела река, почти пустая в этом месте – главные переправы были выше. Одинокая лодка скользила по белизне, боролась с течением. А на том берегу все так же вздымались дымы, не опадали, и все так же доносились оттуда раскаты бомбежки, похожие на дальние громы.

Лодка, шедшая вверх, вдруг свернула и побежала поперек реки, напрямую к катеру. Она была еще далеко, но зоркий до дали глаз Матвеича углядел знакомое. Не поверил было, даже зажмурился. Сколько озирался вчера и сегодня – не видел. А тут на тебе, сама приплыла. И Бакшеева узнал, долговязого и худого, с лохматой головой, как всегда, без шапки-фуражки.

– Что случилось? – еще издали закричал Бакшеев. – Смотрю, катер знакомый, дай, думаю, может, надо чего!..

И осекся, увидев Матвеича, разинул рот, чуть лодку не пустил по течению.

– Ты как тут? Я тебя ждал, ждал…

– Теперь у меня корабль.

– Товарищ Костин назначил?

– Он самый.

– А я ждал, ждал… Гоняют по реке без продыху.

– Что делать? Людей-то вон сколь.

– Да я больше на посылках. Когда нет главного начальника, всяк тебе начальник.

Зацепил лодку веревкой, перелез на катер, туркнул механика в плечо, как давно знакомого:

– Слушай, Ведеркин, у тебя всегда что-нибудь пожевать имеется. А? Со вчерашнего дня не емши.