И с тех пор не расставались. Истории страшные, трогательные и страшно трогательные (сборник)

Нервы, сказал врач, которого привез отец, он осмотрел Фелишбелу, постучал ей по коленке блестящим молоточком и послушал через трубку спину и живот, Фелишбела очень стеснялась стоять перед доктором без платья, но не плакала, только изо всех сил жмурилась и вздрагивала, когда холодная трубка касалась теплой кожи, подавайте ей успокоительного чаю, мелиссы там, душицы, если не поможет, заварите валериановый корень. Отец довольно кивал, конечно, нервы, я так и думал, что нервы, я же тебе говорил, но матушка скептически поджала губы, какие там нервы, у горничной Франсишки нервы, она то рыдает, то хохочет, а ребенок, в этот момент доктор состроил Фелишбеле комичную рожу, и Фелишбела, уже в платье, громко засмеялась, а что ребенок, раздраженно сказал отец, она вон тоже то рыдает, то хохочет.

Запах у отвара был отвратительный, Фелишбела мотала головой, как лошадь, и уворачивалась от стакана, ну, детка, сказала матушка, ну, ради меня, пей, Фелишбела, не капризничай, приказал отец, ты выпьешь и будешь хорошо спать, добавила матушка, снова поднося Фелишбеле стакан, пей, детка, Фелишбела вспомнила, как демон передразнивал отца, глубоко вздохнула и выпила, стараясь дышать ртом, вот и умница, сказала матушка и погладила ее по кудрям.

Ночью из пола выметнулись зеленые стебли с розоватыми цветочками на концах и примотали Фелишбелу к кровати, валериана, поняла Фелишбела и попыталась позвать на помощь, но один из стеблей забил ей рот комком зеленых листьев, от мерзкого вкуса у Фелишбелы немедленно свело челюсти, а потом из углов вышли демоны и, плотоядно улыбаясь, – у одних морды были волчьи, у других свиные, а откуда-то с потолка свисал чешуйчатый демон с плоской змеиной головой и тремя глазами, – сгрудились у кровати, ну, сказал волосатый однорогий демон голосом доктора, здравствуй, детка, и провел кривым черным когтем по Фелишбелиной щеке. Матушку напугали странные звуки, доносящиеся из детской, она приоткрыла дверь и увидела, что Фелишбела бьется в судорогах у кровати, глаза у нее закачены под лоб, из перекошенного рта стекает на пол едкопахнущая зеленая слюна.

Фонарь замигал, и Фелишбела беспокойно поерзала на своем стульчике. Она очень устала, ей нестерпимо хотелось домой, но дома было темно, с тех пор как электричество подорожало, старой Фелишбеле приходилось выбирать, оплатить счета или кушать досыта, она все обещала себе начать экономить и ходить вечерами к миссии, где нуждающимся наливали мисочку овощного супа, чтобы не тратиться на ужин, но не могла себя пересилить, покупала свежий хлеб, отрезала огромные ломти, мазала их маргарином и мармеладом и ела, а когда начинало темнеть, выходила со своим стульчиком и сидела до утра в круге света, стараясь не смотреть в темноту. Фонарь опять мигнул, он был довольно старый, хотя и помоложе Фелишбелы, и все время грозил погаснуть, не надо, попросила Фелишбела, не пугай меня, и добавила, детка, фонарь промолчал, но разгорелся поярче, и старая Фелишбела довольно захихикала, колыхаясь всем своим грузным бесформенным телом.

А после этого, сказала она фонарю, я ничего и не помню, даже странно, вроде целую жизнь прожила, замужем, кажется, два раза была, дома фотографии есть, я тебе завтра покажу, а вот помнить ничего не помню, только ту ночь, как матушка меня на руках держит, а сама воет, бедная, страшно так, как собака, когда у нее хозяин умрет, я ей хочу сказать, что все уже хорошо, валериана меня отпустила, и демоны тоже ушли, но не могу, рот не раскрывается, да ты меня не слушаешь, старая Фелишбела с досадой хлопнула ладонью по фонарному столбу, я кому вообще рассказываю? Фонарь мстительно мигнул и погас.

Нашла ее дона Ортенс, уборщица, она встала на рассвете подмести ступеньки в подъезде и помыть площадку у почтовых ящиков и, выплескивая мыльную воду на мостовую, увидела лежащую у фонаря старуху, видимо, уснула, упала во сне со своего стульчика и ударилась головой о брусчатку, так, по крайней мере, сказал доктор из скорой помощи, он быстро приехал, хотя старой Фелишбеле уже незачем было помогать, а дона Ортенс долго еще рассказывала, что на стульчике у тела старой Фелишбелы сидел и рыдал такой огромный, дона Ортенс разводила руками, показывая, какой огромный, весь кудлатый, и с рогом во лбу, не иначе как сам Сатана, но все в доме знали, что дона Ортенс попивает, и в кудлатого никто не поверил.

Кафе «Сиранда»

Дона Анжелина сдала как-то сразу, никто и понять ничего не успел. Еще в ноябре она вовсю пекла свои знаменитые фасолевые пирожные и покрикивала на Сузану, а в начале декабря уже никого не узнавала – сидела в обеденном зале на втором этаже и ласково, но бессмысленно улыбалась всем, кто с ней здоровался.

* * *