И про тебя там написано

— С испытательным сроком, — отозвалась мать. — И только если она будет мыть руки перед едой.

Петровна мыла руки куда чаще, чем моя мать. И всегда утверждала, что мытье рук — один из столпов цивилизованного мира. А вот мать регулярно об этом забывала, даже после туалета. Пару раз я собственными глазами наблюдала, как она просто открывала и закрывала кран, не забрызгав ни пальца. Зачем она вообще производила эти манипуляции, оставалось загадкой.

Петровна исправно мыла руки не только после туалета, но и перед. И когда приходила домой. А если ехала на метро, то мылила каждый палец по два раза. Перед едой — само собой разумеется. И после того, как трогала сырые яйца.

— На скорлупе сальмонеллы, — объясняла она мне.

— Как мило, — отвечала я.

Наши смартфоны лежали рядом на столе. Мы решили приготовить блины, раскопали несколько рецептов на сайте «Шеф-повар. de» и с трудом сошлись на одном из них. По ходу дела Петровна на меня наорала: якобы я капнула желтком ей на экран. Теперь сальмонеллы поселятся на ее «самсунге», а его ведь просто так не помоешь.

Мать выползла на кухню ближе к полудню, и я выдохнула с облегчением: она была одета почти по-человечески. Правда, из пижамных штанин торчали щиколотки, зато сама пижама была в полосочку. Уже, знаете ли, прогресс. Еще месяц назад она расхаживала в пижамах, усеянных диснеевскими персонажами, которых я любила в детском саду. Я умоляла ее отдать все эти пижамы мне. И не потому, что мечтала их носить. У меня был тайный план потихоньку сплавить их на барахолку.

О чем мы только ни говорили с Петровной! Ведь у нас впервые была для этого целая ночь. Я немного переживала: вдруг окажется, что нам больше не о чем потрепаться. Или что мы поцапаемся, а то и подеремся. Или хуже того: вдруг она сможет говорить только о Яспере?..

Ни одно из этих опасений не оправдалось. Петровна ни словом о Яспере не обмолвилась. Только иногда вспыхивал экран ее «самсунга». Она торопливо что-то набирала в ответ, но при этом отворачивалась, чтобы я не могла подглядеть через плечо.

В какой-то момент она сказала:

— В книжках все круче, чем в жизни. Даже если эту книжку написала ты сама.

Я спросила, к чему это она, но Петровна лишь отмахнулась. Она слушала меня гораздо внимательнее, чем раньше. А я рассказывала, как это странно, что у моего отца будет еще ребенок. Интересно, будет ли он похож на меня?..

— Конечно будет, — сказала Петровна. — А с какой стати ему должно повезти?..

Мы обсуждали, какими хотим быть, когда совсем состаримся — лет до двадцати, а то и до двадцати пяти. И клялись, что будем жить вместе, купим огромный телик, а когда одна из нас заболеет, другая будет заваривать горячий лимонад.

К утру мы валились с ног. Но все-таки у нас хватило сил поспорить, на чем жарить блины: на сливочном масле или на подсолнечном. У нас было четыре рецепта на выбор, и во всех советовалось разное.

— Жарьте на топленом, — предложила мать, плюхнув на стол пластиковую ванночку.

Петровна изучила ванночку со всех сторон, кивнула, отрезала кусочек и бросила на сковородку, которая тут же заскворчала. Мать смотрела, как мы льем на сковородку тесто и стараемся вовремя переворачивать блины — когда они уже застыли, но еще не почернели. Поймать этот момент нам удавалось через два раза на третий. Ошметки неудачных блинов мы откладывали на отдельную тарелку. На вкус они были офигенные.

— Можно я попробую? — спросила мать.

Я принялась отскребать горелое от блина, имевшего более пристойный вид. Но она отобрала его у меня и целиком запихнула в рот.

— Да тебя выгодно звать в гости, — сказала она Петровне.

— Спасибо большое, — сказала Петровна своим самым добрым голосом.

— А кем ты собираешься стать в будущем? Уже выбрала профессию?

Я закатила глаза. Но Петровну так просто не смутить.

— Я планирую изучать информатику, — сказала она, и мать посмотрела на нее с уважением.

Я-то знала, что это неправда. По крайней мере не совсем правда. Еще недавно она мечтала заниматься ракетостроением.

Мать съела еще три блинчика с нутеллой, а потом оставила нас вдвоем. «Самсунг» завибрировал. Петровна вытерла тесто с экрана и убрала телефон.

— Достал, — сказала она. — Но надо идти.

— А порядок навести?! — воскликнула я.

— Ну мы же договорились. Когда будем жить вместе, я буду готовить, а ты — убирать, — сказала Петровна.

Но потом она все-таки сжалилась: материной пижамной рубашкой в микки-маусах вытерла плевки теста с мебели и с пола и только после этого ушла.

Эх, рано я радовалась. Я-то надеялась, что моя история на том и закончится. Петровна переписала ее заново. Пусть это далось ей нелегко, но она сумела вписать туда себя, а меня отпустить на свободу. Однако скоро стало понятно, что мои надежды не оправдались. За три недели до пикника Петровна разругалась с Яспером и сложила с себя всякую ответственность за его дальнейшую судьбу.

— Ты уж меня прости, — сказала она мне, — но у меня передоз его ухмылочек. Если еще раз увижу, как он лыбится, я за себя не отвечаю. Не могу больше о нем говорить, а тем более думать. Пожалуйста, даже не упоминай о нем при мне.