…И при всякой погоде

Я помню ее прикосновение. Случилось это в актовом зале, на празднике. Я сидел вместе с Колей, она – позади. Праздник казался бесконечным. Рассаживаясь, мы стремились сесть перед ней – нарочно. Но место напротив (лучшее) досталось не мне. Коля блаженствовал. Оказавшись перед Ларой, он провоцировал ее. Привлечь внимание труда не составляло. Колющим движением обеих ручек тонкие пальчики вонзались в бока. Движение это заставляло подскочить и вздрогнуть – вздрогнуть от наслаждения. Оно пронзало током и пьянящим осознанием достигало головы: пальчики принадлежат Ларе. Я сидел слева – но через одного. Шансов получить удара не было. Я страшно завидовал. Думать о празднике теперь, в такой ситуации, казалось немыслимым. Всегда внимательный к выступлениям, заинтересованный неизменно публикой, я был поглощен одним – чувствами Коли. Нагловатый и спортивный он имел больше шансов на успех – я понимал это. Понимал, что зануда и ботаник не может претендовать на такую. Такой должен достаться избранный. Был им Коля Фадеев – официальный ухажер. Ухаживания его принимались. Но для настоящей ревности были мы еще малы. Недостаточно серьезны и недостаточно испорчены. Отношения с Колей Зацепиным (роман на стороне) представлялись потому возможными – хотя и не перспективными. Все понимая, Лара отвечала – но флирт ее не обнадеживал. Казалось естественным, что подобной девушке льстит любое внимание – и за любое полагается награда. Коля получал меньше, чем хотел – но получал достаточно. Для меня же – еще больше. Отношения эти воспринимались мной как нечто ценное и совершенно уникальное, обещавшее перспективы и счастье. Коля был влюблен в Лару – влюблен был и я. Как влюбленный я не мог быть безразличен ко всему, что связано с ней – и любил любовь Коли. Среди толп равнодушных она одна была мне другом, одна она видела и знала Лару – ту, которую видел и знал я. Мы знали ее по-разному. Но для обоих она была единственной на свете.

Сидя рядом с Колей, наблюдая его блаженство, я испытывал удовольствие. Особенное удовольствие. Удовольствие посвященного в тайну. Я был горд тем, что лишь я один понимаю его – понимаю по-настоящему – что только я знаю, какая радость сидеть вот так, перед ней – и вздрагивать. Я почти физически ощущал ее прикосновение, читая на лице Зацепина все, что испытывал бы и сам. Мое участие в сокровенном – чужом сокровенном – было тайным и ненужным. Но больше всего на свете мне хотелось поделиться им, навязать его, сделать так, чтобы он знал. Мое желание быть свидетелем, быть всеми и всем распространялось даже и на любовь. Я понимал, что не могу оказаться внутри – но пытался подойти вплотную и заглянуть. Мне хотелось знать и это. Если же нет, хотя бы разделить свою любовь, сказать «и я тоже» – но так, чтобы слышал и Коля. И в то же время – быть доверенным лицом во всем, быть в курсе всех деталей – как, за что и в какой степени. Фактически – любить, не будучи одним из влюбленных. Зная, что у меня нет шансов, я надеялся приобщиться к непостижимому через посредника. Словно калека, слушающий рассказ альпиниста. Словно крот, дружащий с полевой мышью. Словно дух, жаждущий познать прикосновение. «Ты можешь доверять мне, можешь рассказать мне, я точно такой же, я все понимаю» – так говорил он. Говорил и смотрел на тело, подпрыгивавшее на стуле – и остававшееся напрочь глухим.

Колина слепота была до обидного непонятной. Дружеские привилегии он раздавал щедро и случайно, не думая, что слева хотят того же – и того же ждут уже вечность. Эгоистичность его блаженства была жестока. Жестока и естественна. Но возникало и еще одно. Странное, непредвиденное – и не менее естественное. Справа могли хотеть тоже. В теле Васи Катаева (до неприличия тихом и скромном) могло таиться то же желание – желание Лариных рук. Это было так невероятно, что принималось за гипотезу, обходя стороной факты: Вася – мальчик, Лара – девочка. А что, если этот мальчик – невысокий, с неслышным голосом и в очках – страдал еще сильнее? Что, если в этой душе мучительно переворачивалось и приговором тонуло во тьме молчания страдание, равного которому я – высокий и симпатичный – не мог себе и представить? Это было страшно и не приходило в голову пятикласснику. Позднее приходило и другое – инстинкт. Перепадавшим счастьем Вася мог наслаждаться инстинктивно, не отдаваясь мыслям о возможностях или их отсутствии, а думая о продолжении – как кот о почесывании за ухом. Я оказался по соседству с ним, сам того не заметив. Колины тренировки вырывали его неожиданно – но так кстати бывали редко. Я оказался под ударом, я ждал его – и я его получил. Их было немного. Ларе явно надоело, торжество заканчивалось. Но миг блаженства был пережит.