И один в поле воин

Бертгольд, облокотившись на перила, рассматривает долину, которую собирается затопить.

- А знаешь, Генрих, мне сейчас вспомнился Нерон. В галерее Германа Геринга я видел картину: Нерон любуется пожаром в Риме. Отличная картина! Особенно хорошо лицо Нерона, оно дышит восторгом, даже наслаждением.

- Скажите, герр генерал, вам не жаль те тысячи людей, которых через несколько минут потопят по вашему приказанию?

- Жаль? Что за глупости!

- А у каждого из них, как в у вас, возможно, есть жена, дети... мать.

- Прекрати этот разговор! Ты видел, как я поступил со Штенгелем? Еще одно слово, и...

Бертгольд кладет правую руку на кобуру. Но в этот момент железные пальцы Ментарочи сжимают его кисть.

- Ну зачем волноваться? Разве нельзя поговорить спокойно!

Рванувшись, Бертгольд заносит левую руку, чтобы оттолкнуть этого дерзкого солдата, выросшего словно из-под земли, но тот сжимает и вторую руку.

- Что это значит? На помощь! На помощь!- кричит Бертгольд, вырываясь.

- Ну, зачем кричать? Ваша охрана, синьор, уже на том свете и, должно быть, ждет вас там.

- Генрих, может, ты скажешь, что это значит?

Генрих вплотную подходит к Бертгольду и шепчет ему что-то ва ухо.

- А-а-а!- Кажется, что над плотиной прокатился волчий вой. Поняв, что его многие годы водили за нос, Бертгольд забывает об опасности и страхе;- он теперь действительно напоминает ощерившегося волка.

Генрих поворачивается и медленно идет вдоль плотины.

Секунду Бертгольд провожает его бессмысленным взглядом. Мысль о потере миллионов, на которые он собирался спокойно дожить свою грешную жизнь, словно парализует его. Но вдруг до его сознания доходит, что дело идет уже не о деньгах, а его собственной жизни.

- А-а-а,- еще раз исступленна кричит Бертгольд и, рванувшись с нечеловеческой силой, выскальзывает из рук Ментарочи.

- Берегись!- предостерегающе кричит итальянец.

Генрих оглядывается.

Прямо на него бежит озверевший Бертгольд, на ходу вынимая пистолет. Генрих поднимает свой, но в этот момент раздается выстрел.

Бертгольд по инерции делает два-три шага и падает, ударившись лицом о барьер плотины. Пуля гарибальдийца угодила ему в затылок.

- Куда вы теперь?- спрашивает Ментарочи,- когда Генрих уже сидит в машине.

- Домой! - широко улыбается Генрих. - Счастливо! Значит, вы без меня справитесь с отрядом Лемке и спасете восставших на заводе?

- Вы не успеете доехать до гор, как они уже будут распевать с нами песни! Поезжайте спокойно, и спасибо вам за все!

Ментарочи и Генрих крепко пожимают друг другу руки, и машина, набирая скорость, мчится в сторону, противоположную Кастель ла Фонте.

Второго мая тысяча девятьсот сорок пятого года на кладбище в Сен-Реми вошел молодой человек в светло-сером костюме, с траурной повязкой на рукаве и с букетом роз в руках.

Кладбищенский сторож, мастеривший возле своего домика игрушку для внука, с любопытством проводил его взглядом. Он знал в лицо всех жителей Сен-Реми, а этого молодого человека видел впервые. Время от времени, отрываясь от работы, он поглядывал в сторону двух могил, окруженных одной оградой, к которым направился незнакомец. Он сидел на маленькой скамеечке совсем неподвижно, лишь изредка наклонялся и заботливо поправлял цветы на ближайшем к нему могильном холмике.

- Горе! Всем горе, и молодым, и старым, оставила после себя война!грустно пробормотал старик и в сердцах принялся долбить дерево.

Приход нового посетителя опять оторвал сторожа от работы. Это тоже был юноша, но сторож, очевидно, хорошо знал его. Поздоровавшись, он тут же доверительно сообщил:

- Возле ваших могил кто-то сидит. Не местный, я вижу его впервые.

Юноша быстро направился к той же ограде, где сидел незнакомец. Еще издали он увидел темно-русые волосы, которые словно расчесывал ветер, и немного склоненную вперед фигуру.

- Простите, мсье,- начал юноша и вдруг умолк.- Ой, это вы?!

- Бонжур,- тихо произнес Генрих, пожимая руку брата Моники. Он видел его второй раз в жизни, но эти глаза, глаза Моники, были такими знакомыми, такими родными, что Генриху не надо было спрашивать, с кем он разговаривает.

- Мама умерла совсем недавно... Она так часто вспоминала вас...

- Не надо говорить об этом, Жан!- Генрих поднялся. На его глазах дрожали слезы.- Передайте привет всем знакомым, и особенно - Франсуа.

- Спасибо, он тоже вас помнит.

- А как чувствует себя Людвина Декок?

Жан нахмурился.

- Ее убили,- коротко ответил он и отвернулся.

- Анрэ Ренар, надеюсь, жив? Вы с ним встречаетесь?

- Он недавно был здесь, но сейчас в Париже.

- Когда будете писать, обязательно передайте от меня самые искренние пожелания.

- Он очень обрадуется, когда узнает, что я видел вас, и будет огорчен, что это произошло не с ним...

Наступила неловкая пауза. У обоих на губах было одно имя, но они боялись произнести его, взволнованные упоминаниями и встречей.

- Прощайте, Жан!- не выдержал напряжения Генрих. Он чувствовал, что к горлу подкатывает тугой комок.Берегите ее могилу. Это тот клочок земли, к которому всегда будут стремиться мои мысли.

Генрих наклонил голову и быстро пошел к выходу.

ЭПИЛОГ

Какая же чудесная была весна!