И один в поле воин

Это они снились ему прошлой ночью в буйном весеннем цветении, под мирной, необозримой голубизной неба. Он шел с Моникой по улице Ленина, и белые лепестки, сорванные порывом ветра, кружились в воздухе и тихо опускались на черные волосы девушки.

Утром следующего дня на лоточках букинистов, протянувшихся вдоль набережной Сены, Генрих разыскал путеводитель по Парижу и начал путешествие в прошлое, чтобы убежать от тяжелых воспоминаний сегодняшнего дня, а главное не думать, не ждать с такой мукой письма.

В конце недели Курт подал ему большой пакет. Кроме официального приказа прибыть в штаб дивизии, к месту ее нового назначения, в пакете было и письмо от Лютца.

«Дорогой друг, — писал гауптман, — никаких подробностей о смерти мадемуазель сообщить не могу. Известно одно: ее сбила военная грузовая машина. Сочувствую тебе, Генрих, и надеюсь, ты найдешь в себе мужество стойко пережить эту тяжелую утрату. Вместе с тобой грущу и я — мои искренние чувства уважения и дружбы к мадемуазель тебе известны.

Сообщаю тебе наши новости. Дивизия уже готова была выехать туда, куда ездил ты, как вдруг получили новый приказ. Генерал приказал тебе немедленно выехать из Парижа в направлении на Модану, а оттуда, через Пинеролло, на Кастель ла Фонте. Там мы, кажется, и расположимся. Во время поездки, да еще на машине, будь очень осторожен. Там неважный климат и можно простудиться сильнее, чем когда ты сопровождал Пфайфера. Ты меня понимаешь? Хотел написать длинное письмо, но вспомнил, что мы скоро увидимся. Тогда наговоримся вволю. Миллер просил передать привет, я делаю это очень неохотно… Признаться, никак не пойму, почему ты дружишь с ним. Это не ревность, нет. Ты знаешь, как и почему я так отношусь к нему. Жду! Не забудь о плохом климате! Твой Карл».

Под вечер зазвонил телефон.

— Барон фон Гольдринг? — спросил знакомый голос.

— Да.

— Вы до сих пор интересуетесь копиями Родена?

— Буду очень доволен, если вы мне что-нибудь предложите.

— Тогда разрешите прийти к вам сейчас?

— И обязательно захватите новую скульптуру!

Генрих положил трубку. Встреча с антикваром интересовала его сейчас более, чем когда-либо. Поджидая его, он никуда не выходил из номера. Еще на день отложил свой отъезд.

— Курт, возьми мои документы и поезжай в комендатуру, пусть отметят, что мы завтра утром выезжаем из Парижа.

Минут через десять после ухода Курта в номер вошел «антиквар».

— Я все время жду вашего звонка! — обрадовался Генрих.

— Что-нибудь случилось?

— Нашу дивизию переводят в Италию. Куда именно, точно не знаю, но, кажется, в Кастель ла Фонте.

— Это неплохо! Именно в Северной Италии гитлеровцы попали в сложную ситуацию. Как только прибудете на новое место, ознакомьтесь с обстановкой и немедленно сообщите адрес… В ответ получите соответствующие инструкции. Не выходите за их рамки, будьте очень осторожны: партизанское движение на севере Италии значительно шире, чем в том районе, где вы работали раньше, вас могут подстрелить. А сейчас ни в коем случае нельзя рисковать жизнью. Помните, вы можете получить очень важные задания… Есть у вас еще какие-либо новости?

Генрих показал конспекты, полученные от Келлера.

— Уже имеем и даже в нескольких экземплярах, — рассмеялся «антиквар». — Самое знаменательное в них то, что немцам известны все данные о танках, изготовляемых на заводах Англии и Америки. Они даже знакомы со знаменитыми американскими «шерманами», производство которых особенно засекречено.

— У меня был интересный разговор с генералом. — Генрих подробно изложил свою встречу с Эверсом в Париже, его недвусмысленные намеки на необходимость спасать положение.

— Это очень важно, — заметил гость. — Недовольство Гитлером как главнокомандующим в среде командного состава немецкой армии все возрастает. Возможен заговор. Наверно, найдутся охотники, готовые пожертвовать Гитлером ради спасения гитлеризма. Нас интересуют ваши беседы с генералом и те поручения, которые должен передать генерал-полковник Гундер. Он, как и Денус, в большой немилости у Гитлера. Не исключена возможность, что это ниточки одного клубка.

— Будет выполнено!

— Похоже на то, что перспективы вашего возвращения на родину становятся более реальными и близкими. События разворачиваются стремительно.

— Я даже не разрешаю себе думать об этом. Но отдал бы все, только бы быть сейчас в рядах своей армии, вместе со всеми драться на фронте.

— Понимаю… Но мы с вами те, кто опровергает старую пословицу «один в поле не воин». На нашу долю выпало самое трудное. Мы одиночки на поле боя, но мы должны воевать во что бы то ни стало!

Из соседней комнаты донеслись шаги Курта.

— Так что, барон, не скупитесь: такой скульптуры вы нигде не найдете. Взгляните на эту линию… — «антиквар» ласково провел пальцами по миниатюрной статуэтке молодой женщины.

Генрих отошел от стола, прищурился, казалось, он любуется фигуркой.

— Действительно, очень эффектна! — похвалил он и, вынув из кармана какую-то купюру, протянул ее старику.

«Антиквар» поклонился и вышел.