И один в поле воин

Миллера угнетала его полная зависимость от фон Гольдринга. С того момента как этот самоуверенный барон дал ему понять, что знает, кого Миллер подставил вместо Поля Шенье, начальник службы СС окончательно потерял покой. Не будь этого, он давно бы арестовал Монику, в тот же самый день, когда, разбирая бумаги Заугеля, нашел все его записи, касавшиеся мадемуазель Тарваль. После ее поездки в Бонвиль, которая так странно совпала с нападением маки на эшелон с оружием, у него самого возникли подозрения. Генрих фон Гольдринг тогда сбил его, и Миллер чуть сам не поверил в то, что девушка ездила по чисто амурным делам. Не то, чтобы поверил, а просто закрыл глаза, не хотел углубляться в это дело, и, как выяснилось, напрасно. Заугель сделал умнее, ему удалось напасть на след связных между Бонвилем и руководителями местного движения Сопротивления. Если б не смерть Заугеля и если бы этот дурак с электростанции, который согласился стать информатором, был осторожнее, тогда бы у Миллера были в руках все материалы, доказывающие, что мадемуазель Моника не зря так ласкова с Гольдрингом. А, арестовав Монику, он бы узнал все, что ему нужно. Но Гольдринг, проклятый Гольдринг, ставший на его пути! Ненавистный Гольдринг, перед которым он должен заискивать, чуть ли не лизать ему сапоги, лишь потому, что он — названный сын Бертгольда и скоро станет его зятем.

Допустим, он арестует Монику. О, Гольдринг тогда выложит всю эту историю с Базелем, которого он, Миллер, подставил вместо Поля Шенье и за которого получил кругленькую сумму в пять тысяч марок. Тогда придется вернуть не только эти злосчастные марки, от которых не осталось и следа, а и отвечать за все перед тем же Бертгольдом. Нет, Монику он пока не тронет. Но будет следить за каждым ее шагом, поджидая удобного случая.

Миллер считал, что пройдет время — и никакая экспертиза не сможет установить, кто же действительно был похоронен под именем Поля Шенье, тогда у Гольдринга не останется никаких вещественных доказательств. Но словно нарочно все складывается против Миллера. Должно ж было случиться так, что Гольдринг попал в плен именно в тот отряд, которым руководит Поль Шенье! И его мог узнать ее только Гольдринг, а и шофер Эверса, который, безусловно, в свое время видел фотографию Поля Шенье. Итак, неприятность могла возникнуть совершенно с другой стороны.

Пришлось ликвидировать шофера, организовав автомобильную катастрофу, но это поставило Миллера в еще большую зависимость от Гольдринга. Услышав рассказ об аварии, он спокойно улыбнулся:

— Когда умрет и Пфайфер, тогда, кроме меня, никто не узнает в партизанском командире Поля Шенье.

Намек был достаточно прямой и откровенный. Миллер вынужден был замолчать.

Нет, пойти на разрыв или на обострение отношений с Гольдрингом он не может. Даже в том случае, если удастся точно установить, что Моника действительно связана с маки. Это наложило бы пятно на репутацию барона, ведь о его склонности к красотке знали почти все. Обозленный этим горячий Гольдринг наверняка отомстил бы Миллеру, рассказав историю с Базелем. Он бы нажаловался Бертгольду и обрисовал Миллера в таком свете, что пришлось бы думать о спасении собственной шкуры, а не о карьере.

Было над чем подумать. И Миллер думал не напрасно. После долгих раздумий он нашел другой выход. Но не сделает ли он ошибки, впутав в это дело самого Бертгольда? Тот церемониться не станет. А что, если сделать… Миллер подбежал к столу, схватил листок бумаги, написал шифрованное письмо.

«Многоуважаемый герр генерал-майор Бертгольд!

Я осмелился обратиться непосредственно к Вам, минуя другие инстанции, потому что мною руководит чувство величайшего уважения к Вам и одновременно чувство искренней дружбы к Вашему названному сыну Генриху фон Гольдрингу, который своими способностями, культурой и поведением завоевал симпатии всех, кто имел с ним дело. Но барон, может быть по молодости своей, человек очень доверчивый. И этой чертой, свойственной благородным натурам, могут воспользоваться враги. У меня возникло подозрение, что молодая и красивая дочь хозяйки гостиницы, где проживает барон, пользуется его хорошим отношением и доверием, хотя она этого не заслуживает, поскольку моя служба имеет компрометирующий материал, дающий основания заподозрить мадемуазель в симпатиях к французским террористам. Я не решаюсь арестовать и допросить мадемуазель, ибо этим я брошу тень на чистое имя Вашего названного сына. Как к его отцу и умудренному опытом очень уважаемому мною начальнику, обращаюсь я к Вам с этим письмом. Прошу Вашего совета и указания.

Всегда готовый к услугам, с искренним уважением

майор Иоганн Миллер».

Перечитав написанное раз, второй, Миллер нашел, что письмо совершенно достойно быть отправленным высокому начальству. Он запечатал его по всем правилам секретного документа, написал адрес и приказал дежурному немедленно через спецкурьера отправить пакет в Берлин. Но, вернувшись домой, Миллер долго не мог уснуть. Он вспоминал строчку за строчкой, мысленно перечитывал каждую фразу.