И один в поле воин

Маленькая Лорхен была на редкость милой девочкой: с пухлыми ручками и ножками, розовыми щёчками, золотистыми кудряшками. Очарованнее её красотой, родители не замечали, как постепенно менялась её внешность. Лора тянулась вверх, и вместе с этим вытягивались все черты лица, а это никак не украшало девочку. В двенадцать — тринадцать лет она превратилась в очень неуклюжего подростка, да ещё с прескверными наклонностями: Лора любила подслушивать под дверью, подглядывать за взрослыми. Её знакомство с некоторыми интимными сторонами жизни заходило значительно дальше, чем у других девочек её возраста.

Именно в этом возрасте Лору нестерпимо тянуло к мальчикам. Воспользовавшись поблажками матери и частыми отлучками отца, много ездившего по служебным делам, девочка приводила домой целые табунки своих одноклассников-мальчиков, щедро угощала их лакомствами, которые тайком таскала из буфета, а потом придумывала игры с поцелуями, слишком недвусмысленные, чтобы их характер, наконец, не заметила фрау Эльза. Взволнованная мать запретила Лоре принимать у себя дома юных друзей и этим ухудшила дело. Свои весёлые забавы та перенесла во двор виллы, где наблюдать за поведением детишек было ещё труднее. Боясь признаться мужу, что не углядела за дочкой, фрау Эльза скрывала все это от Бертгольда. Но однажды сам Бертгольд увидел через окно, как его единственная дочь играла с мальчиками. С тех пор она выходила на прогулку только с матерью, а часы её возвращения из школы строго контролировались. Девочка упорствовала, протестовала, устраивала истерики, но воля отца была непреклонна.

Эти разумные меры, казалось, хорошо повлияли на Лору. Она стала ровнее в поведении, да и внешне сильно изменилась. Зелёный бутон расцвёл в пышный цветок, даже чересчур пышный для своих лет.

Теперь уже Лора сама больше тянулась к девочкам, обменивалась с ними тетрадями, в которые были переписаны стихи, а во время вакаций пылкими и длинными письмами, преисполненными клятв в вечной верности.

Успокоившиеся отец и мать любовались теперь дочерью, мечтательным взглядом её голубых глаз, длинными и толстыми золотистыми косами. Чересчур мясистого носа родители старались не замечать, теша себя мыслью, что он ещё сформируется.

Правда, иногда Лора выбивалась из колеи. Тогда она снова начинала капризничать, становилась чересчур раздражительной, допекала всех присутствующих то порывами неожиданной нежности, то взрывами такой же непонятной злобы. По этому поводу Бертгольды даже советовались с врачами, но все в один голос успокаивали.

— Обычное явление переходного возраста, выйдет замуж, родит ребёнка, и всё будет хорошо.

Бертгольд давно уже мечтал о том, как Лорхен выйдет замуж, родит сына и этим продолжит род, корни которого терялись где-то в сумерках XVII столетия и который мог так неожиданно оборваться на нём, Вильгельме Бертгольде. Справедливость требует сказать: любящий отец сделал всё возможное, чтобы будущий муж его дочери не попрекал её никчёмным приданым, как пришлось ему самому попрекать фрау Эльзу.

Приданое у его дочери немалое. В 1933 году, после гитлеровского путча, Бертгольд получил в подарок виллу в Мюнхене, принадлежавшую раньше какому-то еврею — профессору музыки. Позже благодаря связи с Гиммлером Вильгельм получил ещё два хлебных завода. Да и своё пребывание на Восточном фронте генерал рассматривал как редкую возможность обеспечить будущее Лоры и собственную старость. О, он не бросался, как другие, на мелочи одежду, мебель, продовольственные посылки. Все подчинённые офицеры знали, что лучшим подарком для их шефа было серебро, старинное русское серебро. Его разыскивали специально для начальника отдела 1-Ц, и он, получив какой-либо сервиз, любил долго и внимательно рассматривать его в одиночестве, прежде чем отправить домой, фрау Эльзе. Считая себя тонким знатоком искусства, Бертгольд смолоду покупал дешёвые копии известных скульптур и завешивал все комнаты своей квартиры фабричной выделки коврами. Теперь он мог удовлетворить свою страсть к скульптуре и коврам, компенсировать себя за то, что ему такое долгое время приходилось довольствоваться подделками вместо настоящих, подлинных произведений искусства. Его аппетит со временем увеличивался, а вкусы совершенствовались. Теперь он брал и скульптуры, и ковры только из музеев. Это верная гарантия того, что в коллекцию не попадут копии или второсортные вещи. И со свойственной ему аккуратностью Бертгольд перед отправкой каждой новой «находки» собственноручно приклеивал к скульптуре или пристёгивал к ковру маленькую карточку, на которую заносил всё, что знал: название скульптуры, имя автора, век, в который был выткан тот или иной ковёр, и даже адрес музея, откуда вещь взята. Все эти карточки фрау Эльза по приказу мужа берегла, как берегут аккуратные люди всё, что может стать под старость источником их существования.