И один в поле воин

— Знаете, давайте начнём с завтрашнего дня, как-то ни к чему не лежит душа. Да и у генерала болит печень, он будет сидеть у себя на вилле.

— Тогда до девяти! Если я не найду вас в штабе — приходите прямо в мою комнату. В вестибюле гостиницы Генрих столкнулся с Моникой.

— Здравствуйте, мадемуазель, — поздоровался он с девушкой довольно холодно. К его удивлению, Моника улыбнулась.

— Здравствуйте, барон.

— А вы умеете улыбаться? — с притворным удивлением спросил Генрих.

— Я, кажется, живое существо, что ж тут странного?

— В вашей литературе есть чудесный роман, который вы, конечно, читали. «Человек, который смеётся». Ну, а вас здесь называют «девушка, которая не смеётся». Наши офицеры рассказывали мне, что вы ни разу им не улыбнулись.

— Улыбаться им?

— Выходит, вы сделали для меня исключение?

Моника, верно, вспомнила поручение, данное ей Франсуа, и прикусила губу, чтобы удержаться от резкого ответа. Но всё-таки не выдержала:

— Вы чересчур высокого мнения о себе, барон, я отнеслась к вам более приветливо, потому что вы показались мне более культурным человеком, чем ваши коллеги.

— Вы с предубеждением относитесь к нам, немецким офицерам, и потому меряете всех одной меркой.

Моника глубоко вздохнула и опустила ресницы. Верно, пряча гневный блеск глаз.

— Война есть война, мадемуазель. Не вы и не я её начали, — миролюбиво произнёс Генрих.

Девушка не ответила, но и не ушла. У Генриха вдруг мелькнула смелая мысль.

— Мадемуазель Моника, вы не сочтёте меня чересчур надоедливым, если я осмелюсь попросить вас оказать мне одну небольшую любезность?

— Вряд ли я чем-нибудь смогу вам помочь.

— О, я уверен, что сможете. Ведь вы говорите по-немецки, и вам нетрудно будет помочь мне изучить французский язык.

— У вас для допросов есть переводчики.

— Неужели вы думаете, мадемуазель… ведь я не эсэсовец, а обычный офицер, которого призвали в армию. Ещё до войны я начал изучать ваш прекрасный язык, мадемуазель. А теперь, когда представилась такая блестящая возможность…

— Блестящая для вас, барон, но очень печальная для нас, французов… Хотя… — Моника тряхнула головой, и её волнистые волосы рассыпались. — Я верю, что Франция ещё будет великой державой.

— Я тоже верю в это, мадемуазель! Разве можно надолго покорить свободолюбивый народ, народ с такой славной историей?

Губы девушки совсем по-детски полуоткрылись от удивления. Генрих сделал вид, что не замечает впечатления, которое произвели его слова.

— Так вы согласны помочь мне?

— Изучить язык не так просто, — уклонилась от прямого ответа Моника. — Для этого, кроме словарей и учебника, требуются способности ученика и учительницы. Мне кажется, вы могли бы найти лучшую помощницу, чем я.

— Нет, нет, я все хорошо обдумал, и именно на вас возлагаю большие надежды. Учтите, что у меня мало свободного времени, и то, что я живу в вашей гостинице, облегчает дело. Вы будете давать мне уроки тогда, когда ваши и мои свободные часы будут совпадать. Не забывайте, что этим вы не только оказываете услугу мне, а и… как бы это сказать… разрушаете преграды, отделяющие один народ от другого. Когда человек изучает какой-нибудь чужой язык, он невольно проникается духом этого народа. Ведь так? Начинает лучше понимать его культуру, стремления, желания… Я всё это изложил вам достаточно неуклюже, путано, но искренне.

— Ну, хорошо, — наконец согласилась Моника. — Но ведь надо иметь словари, учебники.

— Все это я уже приобрёл. И если у вас сейчас есть время, я бы попросил взглянуть на них. Возможно, придётся купить другие.

Моника заколебалась. Понимая причину её нерешительности, Генрих поспешил заверить:

— Честным словом я гарантирую вам полную безопасность.

Чуть покраснев, девушка поднялась по лестнице, ведущей во второй этаж, где находилась комната Генриха. Пропустив Монику вперёд, Генрих на минуту задержался в прихожей.

— Фриц, — сказал он тихонько денщику, — вот тебе деньги, сбегай, купи самых лучших конфет и фруктов.

Когда Генрих вошёл в комнату, Моника уже сидела у стола и просматривала словари.

— Как вы думаете, пригодятся?

— Я считаю, что словари неплохие. Тут есть грамматические правила, а в конце — готовые, наиболее ходкие фразы. Очень удобно для туристов и завоевателей.

— Вы жестоки, мадемуазель! Впрочем, мне как ученику это пойдёт на пользу. Что же касается этих ходких фраз, то я их усвоил настолько, что хорошо понял сказанное вами матери при первом нашем знакомстве.

— Неужели мои слова были настолько значительны, что вы их запомнили?

— Достаточно обидны, чтобы не забыть. Вы утверждали, что я много награбил. Моника густо покраснела.

— Я не знала, что вы понимаете по-французски, — сказала она оправдываясь. — Поэтому не ждите, чтобы я попросила у вас прощения.

— Я жду лишь одного, чтобы вы сказали мне, когда мы сможем начать наши уроки. Конечно, я должен вначале согласовать это с вашей уважаемой матерью, мадам Тарваль.

— С мамой я сама всё улажу. А начнём…— Моника задумалась — Ну, хотя бы завтра, — сказала она решительно и, холодно кивнув головой, вышла.

ЛИЧНОСТЬЮ ГЕНРИХА ИНТЕРЕСУЕТСЯ ГЕСТАПО