И один в поле воин

— Конечно, не открыто! Но такие разговоры есть…

Генерал остановился у окна и задумчиво смотрел, как медленно кружатся в воздухе лёгкие снежинки.

— А что ты будешь делать, Генрих, если, скажем, война кончится поражением Германии? — неожиданно спросил он.

— В моём пистолете найдётся последняя пуля для меня самого!

— Дурак! Прости за грубость, но отец иногда может не выбирать выражения. Пистолет… пуля… Даже думать не смей обо всех этих романтических бреднях. Я не представлял, что этот разговор так пессимистически повлияет на тебя… вызовет, я бы сказал, нездоровую реакцию. «Хватил через край!» — подумал Генрих

— О, как я рад, что именно в эту тяжёлую минуту рядом со мной вы, с вашим умом, опытом, умением предвидеть будущее… Обещаю слушаться ваших советов всегда и во всём! Бертгольд самодовольно улыбнулся.

— Рассудительная старость, Генрих, всегда видит значительно дальше горячей молодости! Я счастлив, что ты прислушиваешься к голосу разума, доверяешь моему опыту. И, поверь мне, этот разговор я начал вовсе не для того, чтобы омрачить твои перспективы на будущее. Как раз наоборот — я хочу расширить перед тобой горизонт. Да, под Сталинградом нас побили, авторитет нашей армии, нашего командования пошатнулся. Но уверяю тебя, что это ещё не конец и даже не начало конца. Наш генштаб сейчас лихорадочно разрабатывает, операцию, которая вернёт вермахту славу непобедимой армии. Ещё рано говорить, в чём заключатся эта операция, но я уверен — большевики почувствуют силу наших ударов, и их временный успех померкнет перед славой наших новых побед!

— Но наши армии каждый день отступают…

— Возможно, будут отступать и впредь. Для осуществления грандиозных планов нужно время. И русские дорого заплатят за наше отступление. Ты знаешь, какое поручение выполняет сейчас твой отец?

— С большим интересом послушаю.

— Мне не просто дан отпуск по семейным делам. Через неделю я должен представить план мероприятий, к которым мы прибегнем на русской территории, перед тем как наши войска отступят. Вечером я тебя познакомлю с этим планом. Я готовлю русским отличные сюрпризы! Не города и села найдут они после нас, а сплошные руины, пустыню! О, это не будут обычные пепелища, остающиеся после войны. Нет, я запланировал нечто более грандиозное! Специальные команды подрывников, поджигателей будут действовать по детально разработанным инструкциям, уничтожая во время отступления буквально все: заводы, дома, водокачки, электростанции, мосты, посевы, сады. Населению негде будет прятаться, наиболее работоспособную часть его мы вывезем для работы на наших заводах, фабриках и полях, а остальных просто уничтожим. Пусть вражеская армия попробует двигаться вперёд при этих условиях. Пусть попробует возродить жизнь на голом, безлюдном месте!

Бертгольд сжал кулаки, захлёбываясь от злобы и ненависти. Гнев и ненависть кипели и в сердце Генриха.

— В самом деле — грандиозно! Я рад буду ознакомиться с вашим планом, и если моё знание России…

— Доннер-веттер! Я совсем позабыл, что в этом вопросе ты можешь быть неплохим советчиком. Они заплатят и за смерть твоего отца, мой мальчик! Послышались шаги, и в дверь просунулась голова фрау Эльзы.

— Вилли, ты забываешь, что Генрих ничего не ел с дороги.

— Ах, оставь нас, Эльза, сейчас не до завтрака!

Фрау Эльза вошла в кабинет и села на стул, но, увидав нетерпеливый взгляд мужа, тотчас тихонько вышла.

Бертгольд некоторое время молча следил за завитками синеватого дыма, поднимавшимися от сигары, положенной на пепельницу.

— Но я считаю своей обязанностью предупредить тебя, Генрих, что все наши надежды могут развеяться как этот дым, — Бертгольд кивнул на сигару. — Не исключена и такая возможность. Мы, как люди предусмотрительные, должны быть готовы ко всему. Собственно говоря, именно с этой целью я и затеял разговор. Слушай меня внимательно! Мы с тобой, Генрих, разведчики, кадровые разведчики! Если, ты сейчас и на другой работе, то всё равно, рано или поздно, а ты будешь опять разведчиком. Пусть штабисты хвастаются своими заслугами. Мы с тобой больше, нежели кто другой, знаем — современную войну выиграть без нас нельзя. Когда я говорю «без нас», то имею в виду разведчиков. Мы гораздо нужнее обществу, чем всякие там политические болтуны, писатели, художники, даже учёные. А после войны разведчики будут нужны ещё больше, чем сейчас. Кто бы ни победил! Я уже сказал тебе, что верю в нашу победу. Но вера — одно, а суровая действительность — совсем иное. Поэтому никогда не мешает быть готовым к худшему. Великий Фридрих так учил своих полководцев и государственных деятелей, хотя сам был человеком оптимистического склада… Давай и мы будем предполагать худшее, Генрих! На всякий случай… У тебя сколько денег и в каком банке? — неожиданно закончил он свои философские размышления чисто практическим вопросом.

— Миллион девятьсот тысяч марок в Швейцарском Национальном, и триста тысяч в немецком.

— Все наследство?

— Я живу на проценты.