И нет мне прощения

Аида, слышишь ли ты меня? Где твоя душа сейчас? Смотрит ли она на земной мир, на меня? Я люблю тебя, Аида. И скоро буду с тобой, родная…» – Круто, да, чувак? – бодро спросил Серега, но Алексей услышал, как голос его чуть дрогнул.

Да и у него самого горло малость перехватило.

«Аида, я не знаю, где твоя душа сейчас… Смотришь ли ты на земной мир, слышишь ли меня? Но, если слышишь, то знай: ты нашла своего Героя. Достойного самой высокой оперы!..» – подумал Алексей.

– Думаешь, удастся Гектора посадить? – так же бодро спросил он.

– Если бы в нормальной системе, то на все сто! Но в нашей…

«Не выносить сор из избы», – вспомнил Алексей.

Сереге он о своем демарше – о попытке добиться содействия отца Аиды – рассказывать не стал. Это был его частный демарш частного детектива. И неудачный. А признаваться в неудачах неприятно.

– Как там получится, это уже другой вопрос. Но твоя догадка гениальна, – утешил он друга.

– Ага… – невесело откликнулся друг.

День восьмой

На следующее утро газеты и Интернет разразились заголовками: «ЛЮБОВЬ К ЖЕНЕ, БЕЗВРЕМЕННО ПОГИБШЕЙ ОТ РУКИ УБИЙЦЫ, ЗАСТАВИЛА ПОКОНЧИТЬ С СОБОЙ ВИДНОГО ФИНАНСОВОГО ДЕЯТЕЛЯ ГЕКТОРА АЛЕКСАНДРОВИЧА КОРЗУНЯ, КОТОРЫЙ ВЫБРОСИЛСЯ ИЗ ОКНА СВОЕЙ КВАРТИРЫ НА ВОСЬМОМ ЭТАЖЕ ЭЛИТНОГО ДОМА В ЦЕНТРЕ МОСКВЫ».

«Так вот как ты справляешься с «сором в своей избе», Тимофеич!.. А я-то, дурачина, не догадался вчера! – мысленно покаялся Алексей. – Но ты восстановил справедливость. Как сумел и счел нужным. Не вынося пресловутого сора, – красивенько так, возвышенно. Читатель рыдает, без сомнения. И ты его, читателя новостей, нагло, цинично обманул. Но если бы ты этого не сделал, Тимофеич, то, подозреваю, гулял бы Гектор, двойной убийца, на свободе до конца своих дней!»

Алексей сложил газету и набрал номер мобильного Александры.

– Сашка, я завтра вылетаю к вам! У нас ведь еще неделя отпуска остается, а?

Он услышал, как радостно завизжали малыши, когда Александра сообщила им, что папа прилетит. И подумал об Оленьке, у которой ни мамы, ни папы не осталось…

Алексей слишком часто сталкивался с несчастьями людей в силу профессии. И всегда старался поставить им некий внутренний заслон, чтобы чужие беды не вмешивались в его личную жизнь, в его мозги и чувства, в его восприятие мира. В этом плане он был сродни врачам, нарабатывающим психологическую защиту от болезней и бед пациентов, – иначе просто не выжить.

Но тут ребенок… Разве можно защититься от мыслей о ребенке?!

– Серег, – позвонил он дружбану, – а ты не думал, чтоб девочку эту, Оленьку, и в самом деле с Михаськой познакомить?

– Кис, ты, как выразился какой-то поэт, «зажигаешь свечи, когда уже наступило утро»!

– Хм… А утро, оно уже наступило? – тупо спросил Кис.

– Ага! Мы в выходной в полном составе, а именно: я с Юлей и Михаськой, а также с Лидией Самойловной и Оленькой, – идем в зоопарк!

Да, Кис знает, почему он любит Серегу. Иначе он любить не умеет: только когда уважает.