И нет им воздаяния

Переход на поточно-стендовую сборку, разукрупнение цехов, до пятидесяти процентов брака, облет истребителей, низкая квалификация, разрушение хозяйственных связей, суд военного трибунала. Недопоставки сырой резины, бронестекла, тросов, аэролака, казеинового клея, дюрита, замков, ручек управления, вилок шасси. По законам военного времени.

Солдатики были хорошие ребята, они не только не прерывали докладчика аплодисментами, но и открыто скучать не решались. И дослушали все хоть и не до естественного конца, но по крайней мере до той минуты, как пузатый дядька завхозовского обличья прозвенел связкой ключей: «Две минуты, осталось две минуты!»

«У кого есть вопросы?» — заторопился экскурсовод. «Какие вопросы, всех уже и так запрессовал своими цифрами», — реплика в сторону, мне. Однако кто-то из солдатиков робко поднял руку: «А на туалет можно посмотреть?» — «Что там смотреть, — подосадовал стеариновый Гомер, — сейчас в квартирах лучше делают». Но все-таки открыл потайную шифоньерную створку. Солдатики по одному приложились к сортиру и потекли в бетонный коридор. Не удержался и я — осмотрел не оскверненный (не освященный) диктатором унитаз и чугунный бачок с цепочкой, вознесенный на двухметровой трубе, как это водилось в старых советских клозетах.

— Лев Семенович, вам тоже пора, — с почтительной фамильярностью обратился завхоз к экскурсоводу и пояснил вполголоса (хотя стеариновый старец вполне мог его расслышать): — Его не поторопить, он и ночевать здесь может остаться, на сталинском диванчике.

Лев Семенович… Бог ты мой, неужто нездешние силы подослали мне его еще раз?!. Предварительно отняв у меня память, чтобы я не мог его узнать. Но я уже привык к их выходкам — меня даже не обдало дополнительным холодом сверх здешнего, подземельного.

— А его фамилия не Волчек?.. — искательно обратился я к завхозу, ибо сам Лев Семенович внезапно осел в сталинское кресло и замер в полной отрешенности.

— Не знаю. Знаю только, что повадился к нам. Собирает по улицам народ, приводит сюда и рассказывает. Начальство велело ему не мешать, молодежи, говорят, полезно, патриотическое воспитание.

— Лев Семенович! — Я склонился неприлично близко и обратился неприлично громко. — Скажите, пожалуйста, вы давно были в Петербурге?

Лев Семенович поднял на меня до белизны вылинявшие глаза и спросил:

— Здравствуйте, как вы себя чувствуете?

— Хорошо. А вы давно были в Петербурге? Да, да, я хорошо себя чувствую, но вы когда в последний раз были в Петербурге?

В вылинявших глазах проступило некое просветление.

— Никак не могу привыкнуть к этому Петербургу. Для меня он так и остался Ленинград.

— А если не секрет, ваша фамилия не Волчек?

— Здравствуйте, как вы себя чувствуете?

— Все, перемкнуло. Если проводите его домой, вам его внучка все объяснит. Возьмите ее телефон. Он дорогу к Сталину сам находит, а обратно не помнит. Обычно кого-нибудь просим его проводить, тут недалеко.

Вверх, хоть и с передышками, Лев Семенович семенил довольно бодро, гудели тронутые ржавчиной пупырчатые ступени. Но, выбравшись к солнечному свету, он обмяк, словно некий подземный Антей. После Паниковского сразу свернете направо до Царского Села, указывал мне направление завхоз, и я, опытный визионер, ничему не удивлялся. Оказалось, Паниковским народ окрестил фигуру на вершине высоченной нержавеющей гиперболы — создателя, запускающего двумя руками в небеса стальную птицу. Символический самолет для цинического ока и впрямь ужасно походил на гуся. Под гусем Лев Семенович окончательно раскис и до Царского Села уже почти висел на моем предплечье, нывшем все сильнее и сильнее. Однако никто на нас не обращал ни малейшего внимания — все говорили по мобильным телефонам: это полезное изобретение открыло людям глаза, что самое интересное всегда происходит не там, где они находятся. Мобильный телефон уже не часть, а замена нашей жизни.

Царским Селом народ обозвал расставленную «покоем» троицу сталинских домов, с головы до пят облепленных символами эпохи — серпами, молотками, простыми и отбойными, колосьями, тыквами, ракетами, щитами, мечами… Я достал из пиджака бумажную полоску с мобильным телефоном внучки и прочел четкое лазерно-принтерное имя: ВИКТОРИЯ.

Все правильно, Виктория Радиевна Воробьева. Вика.