И нет им воздаяния

Тем не менее оранжерея начала выдавать на-гора охапки зеленого лука. И пока Ильдар, шмыгая носом и кося под среднеазиата, зиму напролет продавал на рынке пучки этого самого лука, Гришка пачками закупал белые майки-безрукавки и в арендованном подвале вместе с женой красил их в попсовые цвета, награждая еще более попсовыми надписями «Ай кисс ю», «Ай лав ю» энд «Ай фак ю». Прибыль выходила процентов под тысячу. А Ильдар тем временем на выезде из города арендовал общественный сортир и переоборудовал его в ресторанчик. Потомок фармацевта-шорника намеревался там кормить только иностранцев, которым неведомы русские родословные. Мимо сортира пролегала дорога к пришедшему в упадок бывшему монастырю, давшему имя знаменитой чудотворной иконе; Ильдар договорился с «Интуристом», чтобы туристические автобусы устраивали привал у его ресторанчика, и возложил на себя обязанности шеф-повара (выучился готовить, пока трудовой книжки ради придурялся «инженером» при ресторане «Опять тройка»). Подавал он тоже сам, жар-птицей летал по зальчику в красной рубахе, подпоясанной витым шелковым шнуром. Сначала гостям подносили только легкие стрелецкие закуски и сбитни, потом пошла и боярская хлеб-соль. Дело как на дрожжах поперло через край, иностранцы уже обижались, что приходится обедать в две смены, хотя ожидание расцвечивалось эксклюзивными подблюдными песнями.

Все более полноводный поток иен, долларов, марок (а держать наличные, помимо всего, было еще и опасно) Ильдар направлял на строительство уже полномасштабного трактира «Теремок» на обширной помойке неподалеку от самого монастыря, дрейфуя от «сортир рюсс» к «трактир рюсс». Расчистить помойку для современной техники было делом плевым, а вот получить право застройки — это было обратное взятие еще одного Перекопа в антикоммунистической реконкисте районного масштаба; в конце концов ему было дозволено на три года соорудить сборно-разборный деревянный модуль: коммунисты хотели сохранить за собой возможность в случае реванша немедленно восстановить помойку на прежнем месте.

На отделке «Теремка» работали монастырские реставраторы, месяцами сидевшие без зарплаты, и «Теремок» вырос в сказочные сроки. И столь же сказочно возрос поток иен, долларов и марок. Ильдар тем временем приобрел в живописном урочище вымирающую деревню и теперь тянул туда электричество и прокладывал дорогу, что-то сносил, что-то возносил, что-то заселял, кого-то переселял, его вербовщики рыскали по области, вооруженные девизом «От отхожего места к отхожим промыслам». Плотники, бондари, резчики, столяры, гончары, сапожники, конюхи, пряхи и кружевницы, умельцы гнуть дуги, плести лапти, корзины и небылицы головокружительным вихрем проносились перед моим умственным взором.

— Так что же это будет, какая-то индейская резервация? — пролепетали из меня гаснущие последними остатки патриотической гордости.

— Лучше пусть спиваются, сосут без соли? — последовал циничный ответ. — Так ты, значит, хочешь познакомиться с Ильдарчиком? Отлично, я сам тебя туда отвезу. — Все, что его окружало, Гришка любил демонстрировать в качестве экспонатов своей личной кунсткамеры.

— Ты, говорят, теперь девелопер?

— Правильно. — Он не расслышал иронического отношения к этому высокому титулу.

— И каков твой главный подвиг?

— Бизнес-центр «Циолковский».

К чудотворному монастырю мы подъехали в едва проницаемой тьме. Нагромождения надвратных башен, трапезных, звонниц чернели мрачноватой сказкой. Зато терем Ильдара в прожекторных лучах сиял сказкой до крайности жизнеутверждающей, и золотой петушок на щипце ликующе вопил свое обманчивое «кири-ку-ку!». Стены, мощные плахи ступеней — все носило следы острого топора, свежий древесный дух стоял как на лесопилке.

Уроки Малютина не пропали даром — всюду, куда ни повернись, в змеистых, словно малайские крисы, лучах улыбающегося деревянного солнышка разворачивали пышные хвосты жар-птицы, оплетенные диковинными цветами-водорослями, заливались песнями Гамаюн и Сирин, резвились саламандры, плескались русалки, тщетно пытались навести страх дурашливые единороги и китоврасы. В гриднице высокой за светящимся струганым столом вокруг исполинского ковша-братины, поблескивая очками, пировала японская дружинушка хоробрая. Красны девицы в кокошниках и цветастых полушалках, наброшенных поверх колыхающихся сарафанов, скользили вокруг дружинников с блюдами и кувшинами, с чечеточным пристуком летали добры молодцы в пламенеющих рубахах и сапогах гармошкой, мечущих черные молнии.

Нам как почетным гостям накрыли стол с идеальным обзором. В зоне видимости прохаживался милиционер в новеньком черном бронежилете. Я заказал жареные мидии, солянку с осетриной, блины ассорти с черной и красной икрой и на десерт взбитые сливки с черносливом, нафаршированным толчеными орехами. Добрый молодец в рубахе удалого палача веско стукнул о свежие плахи стола жбанчиком брусничной воды.

— Повару платит сорок тысяч в год, — строго указал Гришка.

— Очень вкусно, — поспешил я выразить почтение.