Мы сидели на бугре и напряженно гоняли по кругу самокрутку. Сегодня я курил впервые в жизни. Едкий махорочный дым ел глаза, драл в носу и горле. Уже после первых затяжек неприятно кружилась голова, но на душе стало чуточку легче.
И тут прибежал ординарец начпрода зенитчиков:
— Ребята, вы не видели нашу повариху?
Ему сказали. Он не поверил:
— Уже убило и уже похоронили? Ну, даете!
— Ось могылка ее, — показал Задонский.
— Да будет вам заливать! — и ординарец поискал вокруг взглядом. — Ее видели: она где-то тут околачивается!
— Та хиба такымы речамы шуткують? — заметил Бут.
— А кто вас знает! — продолжал сомневаться ординарец.
— Як що не вирытэ, спытайте тоди у товарища лейтенанта, — сказал Задонский.
— Может, вы все заодно?
Я пожал плечами: не разрывать же могилу, чтобы этот чудак убедился, что мы не врем?
— Братцы, скажите правду, — взмолился он, — куда она подевалась? А то у нас уже вода в котлах закипела, пора продукты запускать!
— Старшина, у кого ее документы? — обратился я к Саенкову.
Он посмотрел на меня и ничего не ответил.
— Ну, Зинины документы?
Он снова поднял на меня взгляд и опять промолчал. И это его затянувшееся молчание подействовало на ординарца больше, чем все наши слова.
В последнем вопросе — последнее сомнение:
— А в дивизион почему не сообщили, чтобы похоронить пришли?
— Так хоронить-то почти ничего не осталось. Прямое попадание, — ответил за всех Орел.
Окончательно поверив в случившееся, ординарец побежал с печальной вестью в часть…
Я накурился до одурения. Попробовал встать, и меня тотчас же повело в сторону.
— Товарищ лейтенант, ось погляньте! — показал мне на берег Витя Бут.
Наконец-то артиллеристам удалось вытащить тягачом из воды последнюю из утонувших автомашин с орудием. Но едва понтонеры подогнали под погрузку новый паром из надувных лодок, как начался очередной минометный обстрел.
— По местам! — скомандовал я.
Мы сбежали по косогору в ближайшие укрытия. Из них был виден весь берег, и мы могли добежать до любого раненого за считанные минуты.
Хотя мины ложились поблизости от парома, артиллеристы не прекращали погрузку. Сейчас судьба явно благоволила к ним, точно хотела оправдаться в их глазах за свое прошлое упущение. Сердце у нас то и дело замирало. Но иптаповцы снова и снова поднимались среди разрывов и мчались к своим машинам и орудиям.
И все-таки какой-то шальной осколок не промахнулся. Один из бойцов побежал, сильно припадая на ногу. Его подхватил товарищ, помог сойти в щель.
— Орел и Задонский, с носилками — за мной! — приказал я.
Мы рывком поднялись и помчались к раненому. Ноги, как всегда, вязли в песке, проваливались в воронки…
— Мина! — крикнул я, услышав ее приближавшийся тонкий посвист.
Носилки покатились в одну сторону, а мои оба санитара — в другую.
Мина упала метрах в пяти или шести позади нас. Возьми она чуточку левее или правее, всех бы изрешетило. А так она угодила за небольшой бугорок, и он загородил нас от осколков.
— Вперед! — крикнул я санитарам.
Они подхватили носилки и побежали за мной. Поправляя на бегу пилотку, я дотронулся до чего-то твердого и бугристого. Шишка на голове? Откуда она взялась?
Но тут мы подбежали к раненому, и я позабыл о ней.
Ранение у младшего сержанта оказалось неожиданно тяжелым. Осколок попал в пах и, судя по всему, проник в нижнюю часть живота. Раненый с каждой секундой чувствовал себя хуже и все время спрашивал меня: «Товарищ лейтенант, неужто придется помирать?» Я как мог успокаивал его.
Наконец мы уложили раненого на носилки, и санитары понесли его к стоявшей на косогоре машине. Я же остался перевязывать молоденького ефрейтора, который при нырянии в воду с тросом сильно поранил руку.
И в этот момент я ощутил на голове какое-то неудобство. Потянулся рукой — и вспомнил. Бугорок, к моему удивлению, свободно передвигался под материей. Я сдернул с себя пилотку и увидел, что он скатился за подкладкой к звездочке. Я похолодел. Это был большой и острый, как бритва, осколок. Он пробил пилотку и спокойно улегся между складками. Он не мог быть на излете: мины рвались совсем рядом. Очевидно, когда я прижимался щекой к земле, его полет остановил какой-то камень или железка. Одно ясно — четверть сантиметра левее, и мне была бы крышка…
— Да, здоровая дура, — заметил ефрейтор. — Видать, товарищ лейтенант, вы в сорочке родились…
В сорочке? Пока как будто бы да. Но ведь каждому бойцу везет лишь до поры до времени…
— Сохраните ее на память, товарищ лейтенант, — сказал раненый.
— Если собирать все железки, которые чуть не попали в тебя, никаких вещмешков не хватит! — ответил я и, сильно размахнувшись, запустил осколок подальше в воду. И мне тут же стало не по себе: а вдруг это дурная примета?
— По местам!
Боевые расчеты заняли свои места на пароме, и он медленно отчалил от берега…
А навстречу ему с той стороны с большой скоростью шел катер с развевающимся над ним красным флажком.