И нет этому конца

Впрочем, и лицо у Женьки не всегда такое. Он заметил, что оно меняется в зависимости от настроения, от выражения ее больших — с косинкой — глаз. Вот как тогда, в парке культуры и отдыха…

А что, если посоветоваться со старшим лейтенантом — он уже не раз помогал ребятам добрым советом. С юморком, конечно, с его обычным похмыкиваньем. Но все равно не было случая, чтобы кто-нибудь ушел от него ни с чем.

Правда, дело делу рознь. Да и что тот может посоветовать насчет Женьки, если сам Морев до сих пор не знает, как к ней относится?

Так что обращение к начальнику заставы — отставить!

Ему хотелось побыть одному. Но всюду находились ребята. И в сушилке, и в бытовке, и в спальне, и в коридоре. И только в Ленинской комнате, в которой после вечерней поверки гасился свет и куда до самого утра никто не заходил, можно было уединиться. Особенно Морев любил сидеть у окна. Далеко-далеко тянулись огоньки поселка. Он знал каждый из них. Во всяком случае, большинство. Всегда долго горел свет в двух окнах комнатки, которую снимал с семьей начальник заставы. Жена старшего лейтенанта ложилась спать не раньше двух — читала книги или проверяла тетрадки: она преподавала английский язык в здешней школе. Мореву Лариса Емельяновна не нравилась, хотя смотреть на нее было одно удовольствие, до того красива. Но от ее красоты веяло холодом, она почти никогда не улыбалась и глядела как бы сквозь человека. Поговаривали, что она дочь какого-то генерала из Киевского округа. Будто старший лейтенант познакомился с ней на Юге, где она отдыхала в военном санатории, и вскружил ей голову. Наверно, так оно и было: уж очень она подчеркивала всем своим видом, что здорово продешевила. Отчасти ее можно было понять: какой женщине охота всю жизнь мотаться по дальним заставам — ни себя показать, ни людей посмотреть. Даже в театр надо ехать восемь часов скорым поездом!

Уж какое тут может быть счастье, если один недоволен своей судьбой? То-то все чаще и чаще старший лейтенант ночевал в комнате для приезжих офицеров. Стоило для этого жениться!

Зато красавица, не то что Женька. С такой по улице пройдешь, каждый подумает: не иначе артистка какая-нибудь!

Не старший лейтенант, так ее тут же другие отхватили бы. В старину из-за таких на дуэлях дрались…

Но лично Мореву сейчас Женька больше нравилась — простая, добрая, готовая ради него в огонь и воду. Окажись она здесь, попроси ее в шутку постоять вместо него на посту, возьмет автомат и пойдет. И всю ночь простоит в одном платьице!

А он…

Ослепив Морева, вспыхнул свет. На пороге, держа руку на выключателе, стоял начальник заставы.

— Морев, ты что здесь делаешь?

Тот встал.

— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться?

— Обращайтесь!

— По личному делу…

— Ну, пошли в канцелярию…

Не сразу, но все-таки старший лейтенант добрался до сути: говорил Морев взволнованно, несвязно и поэтому понять его было нелегко. Поначалу было только удивление. Вот уж от кого Ревякин меньше всего ожидал подобных переживаний. Но перед ним сидел Морев, а не кто другой, и смущенно улыбался.

Одно было ясно: парень ждал от своего командира простой человеческой помощи. Но как помочь ему? Первое, что пришло на ум старшему лейтенанту, это сегодня же послать вдогонку новое письмо или телеграмму, в которых бы то первое письмо объявлялось неудачной шуткой. Но он тут же отказался от этой мысли — можно еще хуже запутаться. Да и вряд ли этим поправишь дело, на всю жизнь останутся обида и недоверие. Нет, нужно что-то другое.

Старший лейтенант невесело усмехнулся: самое время заниматься чужими любовными историями! Свои бы отношения с Ларисой наладить. Сколько месяцев он уже бьется, чтобы преодолеть ее нарастающее отчуждение, и никакого просвета впереди. Страшно подумать, что, возможно, придется расстаться. Сама уедет и еще Андрюшку увезет навсегда.

Может быть, поэтому ему так понятна чужая боль? И хочется невзирая ни на что помочь этому славному парню, запутавшемуся в своей первой и, похоже, настоящей любви.

А что, если…

— В котором часу отправил Бакуринский письмо? — спросил он Морева.

— Не знаю, — ответил тот. — Я сбегаю, спрошу у него!

— Сиди! — старший лейтенант снял трубку. — Дежурный! Бакуринского — ко мне!

Не прошло и минуты, как в дверь постучали.

— Входи!

Вошел Бакуринский. Бросил удивленный взгляд на Морева, встретившего приятеля растерянной улыбкой.

— Товарищ старший лейтенант, прибыл по вашему приказанию!

— В котором часу отправили письмо Морева?

Бакуринский на мгновение замялся. По-видимому, пытался понять, не навредит ли он Мореву своим откровенным ответом. Но лицо у того сейчас ничего, кроме ожидания, не выражало.

— Полдевятого, товарищ старший лейтенант!

— В полдевятого?

— Так точно! На обратном пути из отряда. Мы с товарищем прапорщиком торопились и все поглядывали на часы.

— Сейчас одиннадцать… Может быть, еще… — и старший лейтенант потянулся к телефону. — В каком почтовом отделении?

— В Стукалове, товарищ старший лейтенант!

— Идите!

И Бакуринский неторопливо, словно рассчитывая, что его еще остановят, вышел из канцелярии.