И настанет день третий

Может, руки у него и не гнулись, но сила и желание покопаться в моих потрохах у него все еще оставались. Поэтому бездействовать я не мог. А раз так… Прости, приятель. Я поднял кирку и размахнулся. Так, кажется, метают диск. Одной рукой, сбоку, придавая снаряду максимальное ускорение. Мое оружие с отвратительным чмяканьем вошло в грудь нападавшего. Энергия удара передалась телу противника и опрокинула его на спину. Мужик вскрикнул, да так и остался лежать как приколотый булавкой навозный жук. Руки шевелились, ноги дергались, и я был почти уверен, что пройдет некоторое время, и он вновь встанет. Встанет, чтобы снова кинуться в атаку. Нет, такая перспектива меня не устраивала… то есть, совсем не устраивала.

Как ни мерзко это было делать, но я опять взялся за оружие. Трофейная кирка оказалась легкой и удобной, прямо не кирка, а альпинистский ледоруб. И где он только его раздобыл? Я обошел распростертое тело и остановился возле головы. Примерился. Господи, и за что мне все это?! С перекошенной от гадливости рожей я размахнулся и вонзил ледоруб в шею здоровяка, а затем еще и еще раз.

Удаляясь прочь я старался не думать и не вспоминать. Это прошлое, забудь, говорил я себе. У тебя сейчас есть только будущее, так борись за него! Но не думать не получалось. И дело было даже не в том, что я обагрил руки кровью, сводило с ума предчувствие, что все это непременно повторится.

Я проковылял шагов сто, и лишь тогда стал понемногу приходить в себя. Первая здравая мысль, посетившая голову, касалась главной причины моей уязвимости. Да, уж… однорукому, да еще с постоянно теряющимся фильтром, здесь долго не протянуть. Как бы так сделать, чтобы пластиковый монокль сам держался на глазу. Вспомнились самые разнообразные варианты. Дужки и зажимы отпали сразу, а вот какая-нибудь веревка или лучше резинка… Лицо оглушенного Штирлицем одноглазого шерферера Холтофа само собой всплыло в памяти. Помнится, фриц носил круглый черный щиток на тонкой резинке. Эх, была бы у меня такая резинка, да хотя бы любая резинка, да хотя бы от трусов…

Оба-на, она таки и есть! Вот тут я снова поблагодарил великую родину за накрепко вколоченные привычки. Ведь на мне были не какие-то там гуттаперчевые Кэвины Клайны, сами собой прилипающие к заднице. На мне были просторные ситцевые семейники, произведенные заботливыми ручками родных рязанских или там вологодских умелец. И в эти самые семейные трусы, как водится, вдевалась все та же вечная и неизменная бельевая резинка.

Долго я не раздумывал. Гвоздь и ледоруб кинул на пол, пластик зажал в зубах и стал быстро переодеваться. Натянув на голый зад то, что когда-то именовалось джинсами, я принялся раздирать прочный ивановский ситец. При помощи гвоздя этот процесс занял всего пару минут. Затем все тем же гвоздем я аккуратно проколупал в пластиковом прямоугольнике две дырочки.

Честно говоря, эта операция прошла с невероятным напряжением сил и нервов. Попробовал бы кто с закрытыми глазами проделать два ровных отверстия в диаметрально противоположных уголках шестисантиметрового кусочка хрупкого пластика. Это при всем при том, что попытка давалась всего одна! Но, как говорится, дело мастера боится. Вскоре у меня на лице красовалась грязно-коричневая заплатка, плотно притянутая к черепу тонкой белой резинкой.

Работа закончена, и на душе значительно полегчало. Приятно осознавать себя победителем. Я сделал то, что до меня не удавалось никому. Я сохранил трезвость ума в мире безумия. Правда, оставалась опасность, что нечаянно я открою второй глаз. Стрясется, к примеру, что-либо у меня за спиной и все… против рефлексов не попрешь. Я буду оглядываться по сторонам и обалдело моргать обоими широко открытыми глазами.

Нет, только не это! Чего тогда стоят все старания и потуги? Чтобы так… одним махом все взять и перечеркнуть? Ни за что! Никогда! Я задумчиво поглядел на зажатый в руке гвоздь. Левый глаз… На кой хрен он тебе здесь нужен? Если выберешься, будет у тебя два глаза, будешь ты молодой и красивый, будет у тебя счастье и любовь. А сейчас, здесь, это лишь помеха, лишь капкан, в который можно запросто угодить. Так что сделай это, не трусь! Это не боль и не страх по сравнению с теми болью и страхом, что окутают твое бездарное глупое поражение. Я вздохнул поглубже и медленно поднес ржавое острие к своему лицу.

Глава 12

Пошатываясь, я брел вперед. Хотелось думать, что выбранное направление является верным и ведет именно к тем самым таинственным кладовым, о которых мне тут все толковали. Хотелось думать? Эх… хорошо, если осталось чем думать! А то, что-то этот, процесс давался мне сейчас с невероятным трудом. Видать, глубоко я загнал этот проклятущий гвоздь. Может он и до самого мозга дошел. Оно и понятно, ведь практики у меня в этом жутко увлекательном деле никакой. Черт его знает как следовало колоть. Руку я себе как-то раз самостоятельно зашивал, было такое дело. А вот чтобы избавляться от ставшего вдруг лишним глаза… Это, прямо скажу, впервые. Вот и оплошал по неопытности.