Они долго переписывались. Но потом письма из Оренбурга приходить перестали. А однажды дневальный, стараясь не глядеть в глаза, передал Николаю, пришедшую с последней почтой открытку. От соседки Ирины по заводскому общежитию. Не особо церемонясь, она писала, что ей надоело выбрасывать его письма в мусорное ведро. И сообщила, что Ирина уже с полгода, как вышла замуж за какого-то инженера, сменила фамилию и уехала в другой город. И даже адреса не оставила…
Хотя в Николае характер угадать было трудно, пережить это предательство он сумел. А ведь многие ребята, внешне более крепкие, чем он, от таких историй и стрелялись, и вешались… Был все-таки в этом худощавом пареньке свой стержень. Как стальная арматурина в бетоне.
Ирину он простил потом… Наверное, ей было очень трудно одной. А может быть, она действительно встретила свою любовь. Ведь сердцу не прикажешь… Николай вот так и не смог приказать своему сердцу ее разлюбить.
Он достал маленькую фотокарточку, наверное, от заводского пропуска, и показал Владимиру.
Ну что сказать?… С карточки на Владимира смотрела круглолицая, миловидная женщина с тугой косой, загадочной улыбкой и вызывающим прищуром глубоких глаз. Если бы Владимир не был так сильно влюблен в Наталью, быть может, и он обратил бы внимание на такую красавицу. Он вздохнул и отдал фото назад. Раздобыть фотокарточку Натальи ему так и не удалось…
Пройдет несколько лет, он состарится и позабудет любимое лицо. Так и будет жить. Без любви… Глупо, бессчастно, безрадостно… Пока его не собьют в жестоком бою, или он сам не убьется в какой-нибудь аварии. А может, он прославится. И тогда, однажды, весь в орденах и в бинтах, приедет в родную Одесскую авиашколу, выйдет на трибуну, и она наконец-то поймет, какой он герой, и по-настоящему его полюбит!..
В этот момент дверь купе, громко лязгнув, отодвинулась, и на пороге показались Петр и Павел в компании еще нескольких моряков.
Пока Николай и Владимир под печальный стук вагонных колес предавались грустным воспоминаниям о своей несчастной любви, боевые друзья успели, как следует, пообщаться, допить то, что имелось, и даже сходить в вагон-ресторан за добавкой.
А потом у Галушки вдруг проснулась совесть, и он вспомнил, что они оставили без присмотра двух «желторотиков». Сгрести все со столика и перебазироваться назад, в свое купе, труда не составило.
Сразу стало тесно и весело… Ребята быстро перезнакомились.
Старший лейтенант Малахов был командиром звена в четырнадцатом ИАПе, а лейтенанты Василенко и Сухорученков служили в сто пятнадцатом МРАПе в одной эскадрилье и летали на гидросамолетах МБР. [1]
– Летающие лодки! – многозначительно поднял указательный палец Сашка Василенко. – Поэтому и ходим, и летаем.
– Низэнько и тихэнько, – закончил вместо него Галушка. И все купе покатилось со смеху.
– А то! – согласился Сашка. – МБР! Летай пониже – Мама Будет Рада!
– Точно! – подтвердил, утирая слезы, Петро.
– Между прочим, на нашей лодке Полина Осипенко установила три международных женских авиационных рекорда, а потом вместе с Верой Ломако и Мариной Расковой от Севастополя до Архангельска долетела! На морской машине над сушей! – махал указательным пальцем Сашка. – Две с половиной тысячи кэмэ! Международный женский рекорд дальности!
– Дура! – потрепал его за чуб Галушка. – Це ж дывчинова рикорда!
– Ну и что! – не сдавался Сашка. – Нет, ты машину оцени!..
– Мамо Будэт Рада!.. – успокоил его Галушка. И все опять покатились со смеху…
Четвертый моряк, их сосед по купе, летчиком не был, и даже моряком мог считаться с большой натяжкой, и то только потому, что когда-то окончил Ленинградское военно-морское училище имени товарища Фрунзе. На самом деле он оказался речником. Хотя, впрочем, тоже своим, Дальневосточным.
– Старший лейтенант Ревякин! Краснознаменная Амурская военная флотилия! – он положил левую ладонь поверх своих вихров и лихо откозырял правой. – Отзываюсь на имя Александр! – И вдруг широко улыбнулся. – А в кругу товарищей – просто Шурка!
Как потом выяснилось, Шурка, хоть и был речником, но ходил на большом корабле (экипаж почти как у эсминца, а водоизмещение лишь чуть-чуть поменьше!). Он был старпомом на бронированном четырехбашенном мониторе «Сун-Ят-Сен», который с гордостью называл речным линкором!
Все собравшиеся были молодые и веселые парни. И выпить не дураки. Анекдоты сыпались один за другим, а тосты становились все витиеватей и витиеватей…
За неделю, которая потребовалась, чтобы доехать от Москвы до Читы, Владимир крепко подружился с моряками. Время они провели с пользой, и Владимир узнал много нового о флотской службе вообще и о службе в морской авиации, в частности.
Когда, подхватив свой фибровый чемоданчик, он вышел на промерзший перрон Читинского вокзала, ребята пошли его провожать всей гурьбой. Но стоянка была недолгой, и полчаса спустя младший лейтенант Пономарев остался один на один со своим неизвестным будущим.
В Чите было очень холодно. Градусов сорок, наверное. Оказалось, что за два года Владимир уже отвык от настоящих сибирских морозов.