Тенперон отправил письмо Фердинанду с голубем. Даркхам надеялся, что птица долетит куда надо. Он бы мог отправить своё послание и с помощью магии, но алые маги вполне могли "проследить" её. И тогда принца ждали бы большие неприятности. Нет, лучше старый добрый голубь. Жаль, что придётся ждать несколько дней, прежде чем… Ну да ладно, об этом лучше не думать, чтобы не сглазить. Тенперон не был суеверным человеком, но сейчас наступило время, когда лучше избегать любых неприятностей. Любыми способами.
А пока он проводил занятия учениками. Вернее, с учеником. Оставшиеся в академии учителя взяли на себя труд начать обучать боевой магии девятерых учеников. Десятого, Николаса, взялся учить Тенперон.
Датор делал потрясающие успехи. По мнению Тенперон, конечно: сумел выучить слова заклинания
Но вот на что-то более серьёзное времени просто не хватало. Обычно даже
– Реджинальд не сможет выстоять даже против половины знати Королевства! Особенно после убийства Архимага! - был уверен я.
– Вот поэтому он поднял из небытия алых магов, до сего дня пребывавших в жутком положении. А Гильдия магов до сих пор остаётся в стороне, ничего не предпринимая.
– Но что мы можем сделать? - недоумевал я.
– Мы одни, без оружия и денег, - ничего. Недавно я получил письмо от принца Фердинанда. Он пришлёт нам немного воинов, чтобы занять академию, а мы сами должны перебраться в его лагерь, он недалеко от Креси. Выходим мы сейчас же.
– Я готов, учитель! - наконец-то я смогу поучаствовать в войне.
– Не особо радуйся, Николас - война страшная штука, особенно когда убиваешь своих собратьев. И человек не должен радоваться тому, что убивает своих соотечественников.
– Я знаю, учитель.
– Вот и хорошо. Иди, собирайся.
Собирать было особо нечего: так, книги, одежда и разные мелочи. Собравшись и надев дорожный камзол, я выбежал на террасу. Там собрались все ученики, маги и несколько простых людей, обслуживавших школу. Им дали в руки оружие, чтобы служить эскортом ученикам и учителям.
Вышел Тенперон. Он был одет в чёрную мантию и красный плащ, на поясе у него висел меч. Я редко видел, чтобы учитель носил оружие. Видимо, он придавал моменту очень большое значение. Поговорив немного с магами-учителями и "эскортом", Даркхам обратился к нам.
– Так, ребята, сейчас вы отправитесь в восточные Саратские горы, в одну из школ магии. Там вас примут и поселят. Письмо им я уже отправил, как и к принцу Фердинанду. К нему я и Николас сейчас телепортируемся, - Тенперон подошёл ко мне, - удачи вам, ребята. Да хранят вас боги.
– Удачи, мастер Тенперон! - прощались ученики.
– Так, Николас, ничего не бойся - сейчас мы телепортируемся в лагерь Фердинанда.
– Я ничего не боюсь, учитель, - гордо ответил я.
– Вот и славно! - и я с Даркхамом оказался в темноте, в холоде Междумирья - нам часто рассказывали о нём.
Здесь был лишь свет далёких звёзд и холод. Холод, пробиравший до самых костей. Говорили, что он мог свести с ума: не убивая, холод мучили и мучил человека. Меня передёрнуло при мысли о том, что я мог задержаться здесь…
Через секунду мы очутились где-то в поле. Рядом был разбит лагерь Фердинанда: принц уже собрал небольшую армию своих друзей и мятежных феодалов. Повсюду были шалаши и палатки. Поставлены они были в совершенно беспорядке: вилланы и
Охрана, едва взглянув на Тенперона, быстро отошла в сторону, пустив нас в лагерь…
Андроник Ласкарий вёл размеренную беседу с Дукой Фемистоклюсом за чашей разбавленного вина.
Сухощавый аркадец, он носил короткую бородку на унгуртский манер: выстриженная на скулах, она была густой на подбородке. Светлые волосы выдавали айсарских родичей среди его предков. Говорил Фемистоклюс по-военному прямо, чётко, не редко позволяя себе грубость в словах об императорской фамилии. Андронику Ласкарию последнее в собеседнике не нравилось более всего. Потомок императоров, Андроник не любил грубости в отношении правящей династии.
Но вот слова Фемистоклюса звучали весьма заманчиво. Ночью верные ему войска войдут в Столицу, разоружат дворцовую тагму, "устранят" всех Ватацев. А утром Патриарх Аркадии возложит на голову Дуки императорскую диадему. Быстро и изящно, сказать было нечего.