И я там был..., Катамаран «Беглец»

— «Сдал все на пять. Приеду завтра шестичасовым. Алесь». Видите, какая у меня память! — хвастливо добавил почтальон и доверительно пояснил: — Это потому, что свежий воздух…

Я поблагодарила. «Сторожу надо слать телеграммы, а не мне!» — в сердцах подумала я, вспомнив возмутительное поведение Алеся. И еще снимки эти… Я непроизвольно ощупала фотографии в кармане, а затем вытащила наугад одну. Хорош, нечего сказать!..

— Откуда она у тебя? — спросил подбежавший Димка.

— Рылась в твоих вещах.

— А, — понимающе кивнул он, тяжело дыша.

— Не сердись, пожалуйста. Я часы искала, — краснея, соврала я. Но Димка, кажется, и не сердился. — А в столе вот нашла… в нижнем ящике. Знаешь, как бы сказала твоя мама? «Творчество сумасшедшего фотолюбителя». Зачем ты этого зятя снимал?

— Какого зятя? Это художник… — он взял из моих рук фотографию.

— Мало ли что художник! Что ж ему, зятем сторожа быть нельзя?

— Откуда… ты взяла? У сторожа совсем другой зять.

— Здрасьте! Мне бабушка твоя сказала…

— Бабушка сама его перепутала с настоящим зятем. Тогда, у хутора…

— Как это перепутала?

— Запросто. Как всегда, — пожал плечами Димка.

И действительно, мне ли не знать, что Марья Петровна всегда все путает! А тут — поверила…

— И снят здесь не тот художник, на которого бабушка зря накричала там, у аистового гнезда. Это «искусственный» — копия с человека, вроде тех бутылок. Копия-манекен, — Димка задумался. — Между прочим, единственный удачный кадр. «Искусственные» не выходят на фотографиях. Пленка всегда засвечивается. Я вчера на два фотоаппарата снимал. Твоим «Зенитом» — искусственных, а «Любителем» — настоящих. Пленки видела? Игорь их проявил. На одной все засвечено, а другая отлично вышла. Только — что толку?..

— Как знать… — пожала я плечами. — Списки у тебя тут, в записной книжке, — я наклонилась и вытащила ее из-под шезлонга. — Держи. Может, еще пригодится.

Димка сунул книжку в карман.

— Во втором списке — «искусственные», — пояснил он. — И один только кадр получился на старой пленке. А все остальные семнадцать — мимо. Теперь-то я этих, ненастоящих, хорошо различаю.

— А как?

— Глаза у всех ненормальные. И все с бутылками… А если с машинами — еще проще… — Димка опять задумался. — Я и сам теперь запутался, понимаешь? Утром в пятницу мы встретили настоящего зятя с настоящим сторожем. Настоящие, тьфу, ворованные бутылки на хутор несли… — Димка почесал в затылке. — А после обеда, думаю, было так. Художник этот, с мольбертом…

— Алесь.

— Так это был… Понял! Хотел меня рисовать…

— Точно. В пятницу как раз его ждала.

— Ну, все ясно! — хлопнул себя по лбу Димка. — В пятницу он к тебе и приезжал. Шел сюда как ни в чем не бывало, да только не дошел. Бабушка его прогнала. Из-за сирени набросилась, подумала, на наших дачах нарвал.

— Тоже дурень, из города сирень везти…

— Она его за зятя приняла — за настоящего!

— Ничего не понимаю! — сказала я.

— Эх ты!.. Слушай, как дело было. Он приехал к тебе в пятницу после обеда.

— Во всяком случае собирался…

— Пока шел из Ратомки или там, у леса, где аистов рисовал, кто-нибудь из пришельцев сделал с него «искусственного»…

— Псевдо-Алеся?

— Правильно. И манекен, только без мольберта, зато с бутылками, пока Алесь себе рисовал, прошел через лес и встретился нам с бабушкой.

— И спросил у вас, как пройти к дачам?

— Точненько! — обрадовался вдруг Димка, словно сейчас наконец все понял. — Ведь сперва-то нам встретился искусственный сторож. А за ним по пятам шел псевдо-Алесь…

Все равно это не укладывалось в моей голове.

— Настоящий Алесь встретил искусственного сторожа, может, еще в поле или потом, когда рисовал аистов, и спросил, как пройти к обществу «Ромашка». Псевдо-сторож, естественно, не ответил, но он-то как раз и сделал копию с твоего Алеся, которая и шла за ним по пятам. А бабушка сослепу приняла этих двух манекенов за настоящих зятя со сторожем.

— И псевдо-сторож научил искусственного Алеся этому вопросу. Дескать, «как пройти?..».

— А что, они все умеют. Не хуже людей. А потом твой художник, ничего не зная, задал уже нам свой вопрос. Вот бабушка на него и накинулась.

«Не повезло человеку!» — подумала я. Теперь-то, наконец, все было мне понятно…

— Он подумал, что, наверное, бабушка по какой-нибудь старой фотографии его узнала. Может, ты ей показывала когда… Бросил свою сирень и побежал в Ратомку… Я потом его встретил. Он на станции письмо опускал в ящик…

Солнце садилось за облака. Красная верхушка его скрывалась в гигантском синеющем сугробе. Сразу похолодало, и мне в моей легкой рубашке с коротким рукавом сделалось совсем неуютно. Тут я, наконец, вспомнила о племянниках. Со странным чувством посмотрела я на вершину холма, где когда-то была трещина. Радужных теней там уже не было. Дети устало и молча брели по склону.

— Эй! Вы что-нибудь слышали? — крикнула я издали детворе, вспомнив свой разговор с невидимыми собеседниками.

— Что? — не расслышал Виктор.

— С кем-нибудь разговаривали?

— Вроде нет. А зачем?.. — он удивленно оглянулся на остальных. — Мы выяснили только, как они устроены. Сделать тебе «красную»?