И я там был..., Катамаран «Беглец»

Берег был совсем близко. На открытом месте, в некотором отдалении от леса, стояли четыре сосны. Когда цилиндр вкатился на прибрежный песок, я тотчас вышел и быстрыми шагами, не оглядываясь, направился к соснам. К моему удивлению, охранники не препятствовали мне и держались чуть позади. Я убыстрял шаги, и волнение все сильней охватывало меня. До сосен оставалось несколько десятков метров, но, к моему огорчению, вокруг расстилалась ровная поляна, а за пригорком — покатая низина с цветущим клевером, так что если где-то и возможно найти убежище, так только в лесу, до которого едва ли так просто позволят мне добраться. Однако ноги сами несли меня туда. Я бросил мельком взгляд назад — охранники по-прежнему держались чуть позади, на их лицах отсутствовало всякое выражение, даже намек на недовольство моим самовольничаньем, будто мы втроем совершали прогулку по окрестностям, где послушными экскурсантами были они, а гидом определен я.

Лес приближался. Я ожесточенно двигал локтями, неожиданно для себя самого уверовав в чудо, в то, что роботы не осознали обмана, не понимают, куда их ведут. Робот — он ведь и есть робот, ходячий манекен с недоразвитыми электронными мозгами, неспособными к малейшей импровизации. Тут позади раздался знакомый писк. Преотлично понял вас — я должен свернуть налево в горы. Я усмехнулся наивности конвоиров и ускорил шаги, в сущности перешел на бег. Я ничего не видел, кроме леса впереди. Писк повторился, предостерегая. «Ищите ветра!» — весело помыслил я и рванул что было сил. Пронесся несколько метров, как вдруг что-то секануло по ногам, опора ушла из-под них, и я навзничь упал на траву. Через мгновенье ошалело вскочил, бросился к лесу, и снова невидимый бич страшным ударом подкосил меня. На этот раз я упал бедром на кочку, скорчился от боли, но, пролежав немного, опять встал, одержимый инстинктом свободы, захромал к деревьям. Не пройдя десятка шагов, я опять очутился на земле. Отчаяние мое было велико, но под стать ему было и смятение. Роботы умели создавать невидимый направленный силовой удар! Оружие, которому в моем положении нечего противопоставить.

Я был унижен, оскорблен. Внезапно злоба захлестнула меня, и с размаху я ткнул кулаком в ненавистную пластиковую рожу — она оказалась крепка, словно камень, робот даже не качнулся, а кулак мой, напротив, будто раскололся, и я, пронизываемый болью, стиснув зубы, сунул его под мышку. Я проиграл и покорно поплелся по тропинке туда, куда мне показывали. Победители ничем не выказали торжества, один уже шел впереди, другой остался позади, и чем выше мы поднимались, тем редела сильнее растительность, уменьшая мои шансы на благополучный исход еще одной попытки побега. Собственно, уже я не был способен на таковую. Усталость и слабость охватили меня, но главное, я был надломлен духовно, почти не верил, что удастся бежать, спастись. Я смотрел на мерно покачивавшиеся впереди красивые плечи, на совершавшие плавные движения изящные сильные руки, поднимал глаза и видел затылок с ниспадавшими жидкими бесцветными прядями, и в душе моей возникало какое-то новое, доселе неведомое странное чувство.

Из-под подошв конвоира сыпались мелкие камешки, подъем становился круче. И тут я запел. Это была старинная народная песня, голос мой крепчал, разливался окрест.

Не буйны ветры повеяли,
Незваны гости наехали.
Проломилися сени новые
С переходами да с перебродами;
Растопились чары золоты…

Когда я взял первую ноту, конвоир обернулся, но мне вдруг подумалось, что он не услышал меня — просто его что-то насторожило, может быть, он ощутил посредством биотоков мой внутренний подъем. Я запел еще громче, надеясь, что кто-то, какой-нибудь чабан услышит меня. Хотя какие подозрения могли вызывать трое парней, поднимавшихся по тропинке, пусть даже один из них пел и был полугол?

Не буйны ветры повеяли,
Незваны гости наехали.

Прошли еще сотню-другую метров по горной гряде; выйдя на склон, конвоиры, вдруг оставив меня одного, скрылись в укромном закутке из камней, отдаленно напоминавшем формой шалаш, но через мгновенье вновь появились, уже вооруженные черными, размером с пенал, предметами непонятного предназначения. Чуть поколебавшись, я вошел в шалаш, который, как скоро выяснилось, служил входом в пещеру. Сперва я решил, что дорогу мне будут освещать, используя эти самые пеналы, но продвигаться пришлось в кромешной тьме, ориентируясь на многоцветье лампочек на курточке шагавшего впереди.