И я там был..., Катамаран «Беглец»

Двое охранников шли впереди, двое — позади, и фотограф допытывался у них, откуда они родом да как им служится. Солдаты молчали, как и положено при исполнении обязанностей, но Виктор не унимался. В конце концов своей назойливостью он вывел Тимофеевича из душевного равновесия. «Ты сам-то служил?» — строго и недовольно спросил капитан. «Успеется!» — с напускной веселостью откликнулся кинооператор. «То-то и заметно… — пробурчал Тимофеевич. — Не приставай к людям — служба ведь у них».

Меж тем меня все более изумляло и поведение и вид охранников, а когда Григорий Тимофеевич произнес: «Не приставай к людям», — я еще пристальней вгляделся в них. Конечно, это были люди, вроде бы обыкновенные, даже с уверенностью можно было сказать, что обыкновенные, но вместе с этим присутствовали в их облике некоторые отличительные детали. Держались они неестественно прямо, ступали на прямых ногах, а если подгибали их, то не гибко, упруго, а как-то деревянно, точно шли на протезах; вдобавок были солдаты необычайно схожи друг с другом — и лицом, и фигурой, и безучастны, как роботы… «Ба! Да они и впрямь роботы!» — пронеслось у меня в голове. Ошарашенный этой догадкой я вновь оглядел охранников — уже с испугом. Они шагали так же спокойно, мерно, подошвами ботинок взметывая облачка пыли, и когда я оборотил голову, меня встретил немигающий бездумный взгляд двух пар стеклянных глаз. «Григорий Тимофеевич! — взволнованно приник я к капитану. — Посмотрите — они роботы!» — «Какие еще роботы?» — нехотя откликнулся капитан, скосил глаза на охранников и вдруг поменялся в лице, даже приостановился. В этот момент Виктор с непонятной веселостью обратился к солдатам: «Чего молчите, служивые? Воды, что ли, наглотались?» — «Заткнись, идиот!» — процедил сквозь зубы капитан, и лицо его обезобразила ярость. Фотограф опешил, не понимая, чем он вызвал столь сильный гнев, и начал растерянно оправдываться: «Да я что? Я ничего… Нельзя уже и поговорить».

Тропинку обступал высокий орешник. Охранники свернули в сторону и повели нас в заросли; тут, пожалуй, можно было сбежать и спрятаться где-нибудь на склоне в расщелине. За Тимофеевича я не беспокоился, а вот Виктор? Бедняга, он ни о чем не догадывается. Я прервал размышления и спросил себя — а, собственно, о чем следует догадываться? «Неужто в самом деле они роботы?» — с некоторым сомнением оглядел я стражников, но снова эта догадка не показалась мне невероятной. С поразительной проворностью солдаты пробирались сквозь заросли, и при этом чем больше возникало перед ними препятствий и преград в виде переплетений ветвей, ям, нагромождений камней, тем отчетливей и учащенней доносился из их грудей какой-то слабенький писк, а на курточках в самых неожиданных местах вспыхивали разноцветные лампочки. Однако солдаты обладали руками, ногами и головой, и я просто не мог поверить, что все эти органы искусственные, до того совершенными и естественными выглядели они.

Впереди открылось небольшое, правильной окружности озерцо, на гладкой поверхности которого покоился прозрачный цилиндр. Подойдя ближе, я увидел, что его каркас составляла толстая и прочная на вид проволока, а в ячеи вставлено множество стекол одинакового размера. Внутри цилиндра не было заметно ничего похожего на пульт управления, не было и сидений. Едва первый стражник вышел на берег, цилиндр сам, без видимого сигнала, заскользил по воде, уткнулся в песок, потом что-то щелкнуло, и к нашим ногам пружинисто раскатился стеклянный мостик. «Вот это техника!» — восхищенно произнес фотограф. Григорий Тимофеевич молчал, с того момента, как мы вышли на берег, он вообще не обронил ни слова и был необычайно задумчив.