Замолчал, покосившись на повернувшегося в его сторону мужика, и сплюнул себе под ноги.
– Неужто такая гнида? – подыграл ему Агеев.
– А то! – отозвался мужичонка, видимо нашедший в Филиппе заинтересованного слушателя. – Его же на Центральном рынке каждая собака знает.
– Так, может, служба такая? – отозвался Агеев.
Мужичонка как на умственно отсталого покосился на незнакомца, который вдруг заступился за мента, которого «знал весь Центральный рынок».
– Ага, служба, – через губу процедил он. – Азеров защищать да разборки разводить, когда те борзеть начинают и вместо мацанки нашим пацанам беспонтовку продают?
– Неужто на продавцов работает?! – Агеев даже разинул рот.
Вместо ответа последовал еще один презрительный плевок под ноги. Чувствовалось, что и этому мужичку бдительный старший лейтенант насолил предостаточно.
– Слушай, а его не Танюшкиным кличут? – поинтересовался Агеев, кивнув на старшего лейтенанта, который не выпускал из своей лапищи увесистый «демократизатор», время от времени помахивая им перед носом особо настырных крикунов, требующих от властей «законности, правопорядка и восстановления конституционных прав человека». – Я вроде бы с ним на рынке столкнулся как-то, и он представился, если, конечно, мне память не изменяет, старшим лейтенантом Танюшкиным.
– Хренушкиным! – язвительно процедил ненавистник продажных ментов. – Это Егор Чумаков, по прозвищу Чума. А представиться он Степкой Ванюшкиным мог. Такой коз-з-зел, с-с-суча-ра беспардонная!
«Сучара беспардонная» – это хорошо, отметил Агеев, однако вслух спросил:
– Что, тоже приходилось сталкиваться?
– Жили когда-то в одном дворе. А теперь он кум королю и сват министру. На свою зарплату при неработающей бабенке и дочери, которую умудрился воткнуть в частную школу, подкопил деньжат на трехкомнатную квартиру в новеньком элитном доме, что рядом с цирком, да новенький «фольксваген» купить, который тысяч на двадцать пять тянет.
Он покосился на соседа, не слишком ли разоткровенничался с незнакомым человеком, и, сплюнув в последний раз под ноги, стал продираться сквозь толпу к автобусной остановке.
«Интересно, – подумал Агеев, – а что майор Шматко сумел прикупить на баевские деньги? Все-таки какой-никакой, а начальник. Может, коттедж в ближайшем Подмосковье, чтобы от людских глаз подальше?»
Проводив глазами своего невольного информатора, Филипп и сам выбрался из толпы. Проверился, нет ли за ним слежки, достал из кармана мобильник.
– Сева? Все упрощается. Буду действовать по обстановке… Нет, помощь твоя пока что не нужна, однако на всякий случай запиши: старший лейтенант Чумаков. Егор Чумаков, погоняло Чума.
Глава тринадцатая
Уже к часу ночи стала рассасываться толпа зевак, следом за ними потянулись с площади «митингующие», и, когда у Дома правительства, как теперь называли в Краснохолмске массивное и довольно впечатляющее здание бывшего обкома партии, осталось только значительно поредевшее оцепление да полусотня проплаченных горлопанов, которым, видимо, некуда было спешить, засобирался и Агеев. Тем более что и перетрудившийся Чумаков позевывал все чаще, время от времени прикрывая лапой рот. Предчувствуя, что на этом сборище можно будет неплохо наварить, к Октябрьской площади подтянулся едва ли не весь Краснохолмский таксопарк, и Агееву не составило труда поймать машину. Окончательно озябший на ночном морозце, он втиснулся на переднее пассажирское сиденье и на вопросительный взгляд немолодого уже таксиста приказал:
– К цирку, братишка!
– Что, неужто здесь циркачей мало было? – хмыкнул хозяин раздолбанной «девятки».
– К дому, что около цирка! – с упором на слово «дом» пояснил Агеев, давая возможность хозяину «Жигулей» самому сообразить, куда надо ехать.
– Так бы и сказал сразу, что к дому у цирка, – буркнул водила и покосился на пассажира. Судя по всему, люди, сумевшие приобрести квартиры в этом доме, не вязались в его понятии с обкурившимися полуидиотами, которые горлопанили у Дома правительства, выкрикивая перед окнами губернатора свои требования.
Агеев не стал его разубеждать и закрыл глаза, тем самым предотвращая дополнительные вопросы.
Краснохолмск не Москва, и уже минут через десять он снова открыл глаза, почувствовав, что «девятка» замерла не на светофоре. Это же самое подтвердил и ее хозяин:
– Приехали! Агеев протянул ему сотенную бумажку.
– Да ты чего, паря, издеваешься?! – возмутился абориген. – Еще две добавь!
– Чего-о-о? – не поверил своим ушам Агеев. – Триста? За что?
– Ночная добавка. А не хочешь платить… Возмущенный подобной наглостью, Агеев не стал дожидаться объяснений того, что с ним будет, если он не положит на лапу водиле еще две сотенные, и, сунув ему в руку пятьдесят рублей, распахнул дверцу:
– Гуляй, братэлла, да не вздумай баллоны на меня катить. Урою!
Умудренный жизнью, хозяин старенькой «девятки» с места врубил скорость, видимо решив, что полноценные полторы сотни за ничтожный пробег его развалюхи – это все-таки лучше, чем проколотые шины и фингал под глазом.