И грянул гром

На следующий день Рут уезжала в Питермарицбург. Син вызвался сопровождать ее. Ада, Дирк и несколько новых друзей Рут пришли проститься с ними на станцию. Син попытался помешать ей, пока еще миссис Фридман, участвовать в обсуждении сплетен, что свойственно всем женщинам после веселой вечеринки. Но на его слова «Пора идти, дорогая, поезд скоро тронется» она не обратила никакого внимания, и ему ничего не оставалось, кроме как взять ее за руку и помочь подняться в вагон. Однако она тут же подошла к открытому окну, чтобы продолжить прерванный разговор. Син собирался последовать за ней, но заметил взгляд Дирка и почувствовал себя виноватым перед ним.

— Всего хорошего, Дирк, — нарочито грубо произнес он.

Мальчик подбежал к нему и обнял за шею.

— Ладно, Дирк, хватит. Я вернусь завтра.

— Я хочу поехать с тобой.

— Завтра тебе в школу. — Син попытался вырваться из объятий сына.

Примолкшие женщины наблюдали за ними, и Коуртни-старший почувствовал, что краснеет от смущения. О Боже, ведь он уже не ребенок — ему почти пятнадцать. Син постарался скрыть замешательство и прошептал:

— Перестань, что о тебе подумают люди?

— Возьми меня с собой, папа. Пожалуйста, возьми. — Его голос дрожал.

Раздался звонок, предупреждающий о скором отправлении, и женщины с облегчением вернулись к беседе.

— Ты думаешь, я горжусь тобой, когда ты так себя ведешь? — прошипел он. — А теперь будь хорошим мальчиком и убери руки.

Дирк разомкнул объятия, но у него на глазах выступили слезы.

— Немедленно прекрати! — Син развернулся и вошел в вагон.

Поезд тронулся.

Мальчик бежал за составом, потом остановился. Его плечи содрогались от рыданий, когда он смотрел на отца, стоявшего у окна.

— Дирк, папа завтра вернется. — Ада подошла и положила руку ему на плечо, чтобы утешить.

— Он не любит меня, — шептал мальчик. — Он даже не…

— Конечно любит, — быстро перебила его Ада. — Просто так получилось…

Но Дирк не дождался окончания фразы. Он сбросил ее руку, развернулся и, не разбирая дороги, спрыгнул с платформы, перелез через заграждение и побежал по полю, чтобы перехватить поезд на вершине холма.

Он бежал с искаженным лицом, размахивая руками в такт движению, а острая трава резала ноги. Впереди печально свистел паровоз, минуя плантацию Ван Эссека.

В пятнадцати ярдах от холма поезд стал набирать скорость. Дирк не мог догнать его, хотя отец ехал в предпоследнем вагоне.

Мальчик остановился, тяжело дыша и напряженно вглядываясь в мелькающие окна.

— Папа! — Он размахивал обеими руками. — Папа! Это я — Дирк.

На несколько коротких секунд он увидел купе отца.

Син стоял у окна, обнимая Рут. Она откинула голову назад, шляпа упала, а черные волосы рассыпались по плечам. Она смеялась. Син наклонился и поцеловал ее. Потом все исчезло.

Дирк еще долгое время стоял с поднятыми руками. Потом медленно опустил их. Он тупо следил за поездом, пока последний вагон не скрылся за поворотом.

Дирк перешел железную дорогу и направился к тропинке, ведущей в гору. Он вытер слезы и стал наблюдать за скарабеем, ползающим у его ног. Жук был размером с фалангу большого пальца, черным, блестящим и рогатым, как черт. Перед собой он катил шарик из коровьего навоза, в три раза превосходящий его по размеру. Для этого скарабею приходилось вставать на задние лапы и толкать шарик передними. Не думая ни о чем, кроме продолжения рода, жук закопал его в укромном месте, чтобы потом отложить в навоз яйца. Он самоотверженно трудился.

Носком ботинка Дирк откатил шарик в траву. Жук остановился, потеряв его. Потом начал поиски. Он ползал вперед-назад, со щелканьем и скрипом роя землю. Дирк, неподвижно стоя, наблюдал за хаотичными поисками, потом поднял ногу и наступил на жука. Мальчик чувствовал, как скарабей извивается под башмаком. Вдруг щиток треснул, и от насекомого осталась лишь лужица табачного цвета. Мальчик перешагнул через нее и медленно пошел в гору.

Ночью Дирк сидел в одиночестве, обхватив колени руками и положив на них голову. Лунный свет, льющийся через вершины акаций, был белым и холодным. Это соответствовало его настроению. Он так долго сидел неподвижно, что тело затекло.

Потом поднял голову. Лунный свет падал на гладкий, широкий лоб, густые черные брови, большой, правильной формы нос. Но рот кривился от боли, а губы были плотно сжаты.

— Я ненавижу его, — решительно произнес он. — И ее тоже. Он больше не заботится обо мне. Отец думает только об этой женщине.

От безысходности мальчик вздохнул.

— Я всегда пытался доказать ему… Только ему, но это его не волнует. Почему он не понял меня? Почему? Почему?

Его трясло, как в лихорадке.

— Он не хочет меня, он не заботится обо мне. Дирк перестал дрожать, и гримаса боли сменилась гримасой ненависти.

— Ну я ему покажу, я отомщу. — Слова шли из глубины души. — Я ненавижу его.

Он вскочил на ноги и побежал по залитой лунным светом дороге, ведущей в глубь плантации Львиного холма.