И это называется будни

— Все? — спросил Збандут.

— Все.

— Разрешите внести в ваш пункт уточняющее дополнение. — Збандут пристально посмотрел на Гребенщикова. — Руководитель, увлекающийся материальными взысканиями, тем самым доказывает свою несостоятельность в умении воздействовать на людей силой своего авторитета.

Гребенщиков вдруг почувствовал, что горит в огне того пожара, который сам раздувал. А все благодаря чертовой самонадеянности. Считал, что ему все доступно, все дозволено, и просчитался. Недоучел силы сопротивления среды.

Завертелся на стуле. Хотелось встать и уйти, чтобы не подвергаться больше вивисекции, но, побоявшись, как бы в таком поступке не увидели самого обыкновенного малодушия, продолжал сидеть, уставясь в пол, посвечивая своей высветляющейся лысиной.

А Збандут безотчетно, но старательно разглаживая какой-то листок на столе, уже диктовал очередной пункт, диктовал быстро, как если бы он давно сложился и отшлифовался в его мозгу.

— Руководитель должен воспитывать подчиненных не речами своими, поучениями и нравоучениями, а всем поведением своим. Но для этого он сам должен быть глубоко порядочным человеком. — Оторвал от стола руку, подержал ее поднятой. — Отступление. С некоторых пор это понятие — порядочный человек — почему-то стало считаться старомодным. Я, например, ни в одной характеристике не читал, что, допустим, Н. Н. — порядочный человек. А зря. Понятие емкое. Если кто не знает, что оно означает, — Збандут уничтожающе посмотрел на Гребенщикова, — могу разъяснить: морально чистоплотный человек.

Гребенщиков понял, что терять ему нечего. Поднялся и пошел к двери, умышленно ступая решительно и твердо.

Стены этого кабинета слышали всякое. И крики, и брань, и слезы. Не слышали только аплодисментов. А сейчас словно волна взмыла.

Збандут улыбнулся своей милейшей улыбкой.

— Хватит, — проговорил он смятенно. — Еще вздумаете на бис вызвать.

— А его куда? — полюбопытствовал Рудаев, намекая на Гребенщикова.

— Не знаю. Думаю, многое будет зависеть от того, как поведет он себя на собеседовании в министерстве. Понял что-нибудь или не понял, сделал для себя какие-либо выводы или не сделал. Главный враг себе — он сам. В этом все зло, и в этом его трагедия.

— Фу! Как же хорошо, что вы вернулись! — сорвалось радостное восклицание с губ Численки.

— Ишь возликовал. Чему? Что за моей широкой спиной прятаться можно? — Збандут вышел из-за стола, — А насчет возвращения… Я тут ни при чем. Вы меня вернули.

— Мы-ы? — сразу целый рой голосов.

— Да, да, вы. Вы создали здесь такую революционную ситуацию, при которой решительные перемены стали неизбежными. Я свою миссию в Бхилаи выполнил, но отпускать меня оттуда так скоро не собирались. На немедленном вызове настоял Додока. Благодаря вам.

Завязалась беседа. Именно беседа. Откровенная, задушевная и немного беспорядочная, как это бывает, когда в свою семью после длительного отсутствия возвращается родной человек.