И эхо летит по горам

Книга. Идрис опускает взгляд и видит, как стиснул ее в руках. Он приехал сюда не за автографом, ясное дело. Это унизительно — гротескно унизительно — после всего, что случилось. Но вот поди ж ты: он отдает книгу, продавщица со знанием дела открывает ее на нужной странице, рука Роши пишет что-то под словами на титуле. У него остается несколько секунд, чтобы хоть что-то сказать: это не смягчит то, чему нет оправданья, но Идрису кажется, что он задолжал ей эти слова. Однако продавщица возвращает ему книгу, а он по-прежнему не в силах выдать ни слова. Сейчас он желает себе хоть каплю Тимуровой смелости. Снова взглядывает на Роши. Она уже смотрит на следующего в очереди.

— Я… — начинает он.

— Мы не можем задерживать очередь, сэр, — говорит продавщица.

Идрис, понурившись, отходит.

Автомобиль на парковке за магазином. Путь к машине кажется ему самым длинным в жизни. Он распахивает дверцу, мешкает, не садится. Когда руки перестают трястись, открывает книгу Это не автограф. Написаны две фразы на английском.

Он закрывает книгу — и глаза. Ожидает облегчения. Но что-то в нем желает другого. Может, чтобы она состроила ему рожу, сказала что-нибудь детское, исполненное отвращения и ненависти. Взрыва презрения. Может, было бы лучше. А тут — чистенькое дипломатичное отвержение. И эта надпись. «Не волнуйся. Тебя здесь нет». Деянье доброты. Или, быть может, точнее — деянье милосердия. Ему должно стать легче. А ему больно. Он чувствует этот удар — как топором по голове.

Рядом, под вязом, скамейка. Он подходит и оставляет книгу на ней. Возвращается к машине, садится за руль. Очень не сразу готов он повернуть ключ в зажигании и ехать.

Глава шестая Февраль 1974-го

ОТ ИЗДАТЕЛЯ,

«Параллакс-84» (Зима, 1974), стр. 5

Дорогие читатели!

Пять лет назад, когда начинали публиковать в нашем ежеквартальнике беседы с малоизвестными поэтами, мы не могли предположить, насколько востребованными эти интервью окажутся. Многие из вас захотели еще, и, конечно, ваши воодушевленные письма открыли путь последующим выпускам — и они в «Параллаксе» стали ежегодной традицией. Эти статьи привели к открытию — или переоткрытию — некоторых важных поэтов и к запоздалому признанию их работ.

К сожалению, на этот выпуск легла печальная тень. Творец, о котором пойдет речь, — Нила Вахдати, афганский поэт, с которой прошлой зимой в Курбевуа под Парижем побеседовал Этьенн Бустуле. Уверены, вы согласитесь с нами, что мадам Вахдати дала месье Бустуле одно из самых откровенных и поразительно искренних интервью из всех, какие нам приходилось публиковать. С огромной грустью мы узнали о ее безвременной кончине, случившейся вскоре после той беседы. Сообществу поэтов будет ее не хватать. У мадам Вахдати осталась дочь.

Совпадения — жуткая вещь. Двери лифта звякают в тот самый миг, когда начинает звонить телефон. Пари слышит, как он звонит в квартире Жюльена, которая располагается в начале узкого, еле освещенного коридора и поэтому ближе всего к лифту. Интуиция подсказывает ей, кто именно звонит. По лицу Жюльена понятно, что и ему тоже.

Жюльен уже вошел в лифт, говорит ей:

— Пусть звонит.

У него за спиной — насупленная краснолицая женщина, обитающая выше. Она вперяет в Пари нетерпеливый взгляд. Жюльен называет ее «La chevre» — у нее из подбородка торчат волосы.

Он говорит:

— Поехали, Пари. Мы уже опаздываем.

Он забронировал столик на семь вечера в новом ресторане в 16-м аррондисмане — этот ресторан произвел некоторую шумиху своим poulet braise[1], sole cardinale[2], a также телячьей печенью в вишневом уксусе. Они встречаются со старыми университетскими друзьями Жюльена — Кристианом и Орели, еще со студенческих лет, не с коллегами-педагогами. Договорились на аперитив в шесть тридцать, а сейчас уже шесть пятнадцать, а им еще до метро, потом ехать до Мюэтт, а потом идти шесть кварталов до ресторана.

Телефон все звонит.

Женщина-коза покашливает.

— Это, наверное, маман, — говорит Пари.

— Да, я в курсе.