Другая новелла, маловажная сама по себе, но имевшая известное принципиальное значение, разрешала, хотя и в очень ограниченных пределах, пользоваться польским языком. Вся переписка и делопроизводство будущего городского самоуправления должны были, конечно, вестись на русском языке. Но на польском языке разрешалось вести прения и печатать объявления и извещения. Такое отступление от принципа диктовалось тем, что в проливном случае городское самоуправление из-за незнания большинством гласных русского языка вообще не могло бы функционировать. Курии и язык и были той ловушкой, которую правительство и Дума приготовили для коло. Но это была ловушка особого рода, которую все видели, в том числе, конечно, и коло, но тем не менее сознательно «ловилось» в нее. В связи с тем, что в результате предварительных
переговоров коло согласилось принять законопроект без всяких изменений и дополнений, обсуждение его в Думе превращалось в пустую формальность. И действительно, он был принят в течение трех заседаний в ноябре — декабре 1911 г. и затем передан в Государственный совет. «Говорить, собственно, не о чем»,— выразил суть дела октябристский оратор[556]. Но кадеты и прогрессисты решили, что говорить есть о чем, и именно их полемика с коло и представляет интерес.
Основной упрек их полякам сводился к тому, что последние лишают себя морально-политического права возражать с позиций угнетаемой нации против ожидавшегося законопроекта о выделении Холмщины, так как они, соглашаясь на курии, выступают сами в качестве угнетателей другой национальности. Поэтому коло должно отказаться от курий и присоединиться к главной кадетско-прогресси- стской поправке, заменяющей курии пропорциональным представительством от каждой национальности. Все это делалось в очень мягкой форме, с оговорками, уговариваниями и пр. Не сделать этого либералы не могли, потому что позиция коло выбивала почву из-под ног у них самих как противников законопроекта о Холмщине и глашатаев необходимости «либеральной» национальной политики, выдававших коло за подлинного представителя народа.
«Деликатные» старания кадетов и прогрессистов были вознаграждены по заслугам. Под аплодисменты и крики «браво!» правых и октябристов оратор коло заявил, что «в настоящий момент вводить самоуправление в наших го-, родах без ограничения для евреев было бы совершенно немыслимым» [557]. Другой оратор ответил кадетам еще более презрительно: «Мы решительно не нуждаемся в уроках с чьей бы то ни было стороны, как нам защищать интересы польского народа» [558]. К этому надо прибавить, что позицию коло поддержала большая часть польской помещичье- буржуазной прессы, а лидер народовцев Р. Дмовский потребовал ревизии отношения к кадетам, так как, мол, эта партия еврейская, чем привел в неистовый восторг «Новое время» и газету Пуришкевича «Земщину».
Но и польская буржуазия получила то, что она заслуживала. Государственный совет поеле долгой волокиты в апреле 1913 г. принял законопроект о введении Городового положения в Царстве Польском с такими изменениями, что это было равносильно его полному отвержению: польский язык из делопроизводства проектируемого городского самоуправления был вытравлен начисто. Кампанию против законопроекта подняли В. И. Гурко и А. С. Стишин- ский, превратив вопрос о польском языке в вопрос принципа. Законопроект, указывал Стишинский, создает опасный прецедент, и может настать такая пора, когда в местном самоуправлении «зазвучат речи» на грузинском, эстонском, латышском, татарском, мордовском «и других... инородческих языках...». Такая перспектива приводила одного из «зубров» Совета объединенного дворянства в неописуемый ужас, так как «в конечном результате» она может «привести к разрушению Российскую державу». Обращаясь к полякам, Гурко с издевательством говорил: «Вы не знаете русского языка? Что же поделать, подождем! Научитесь, и тогда мы можем вам предоставить те права в отношении государственных дел, которые мы предоставляем коренным русским подданным» [559].
Протесты варшавского генерал-губернатора Г. А. Ска- лона в записке на имя царя не помогли. В 1914 г., в связи с балканскими событиями, был вынужден вмешаться в это дело министр иностранных дел С. Д. Сазонов. В записке царю он доказывал, что позиция Государственного совета ведет к тому, что Россия теряет симпатии балканских славян и, наоборот, повышает среди них и особенно у поляков акции Австро-Венгрии. В условиях крайнего обострения отношений с последней подобная антипольская политика, указывал Сазонов, выглядит крайне недальновидной и чреватой серьезными последствиями[560]. Но и это не возымело нужного действия. Соглашения между Государственным советом и Думой достигнуто не было, и законопроект о введении Городового положения в Царстве Польском пал.