И/е рус.олим

Иоав подражал кошачьим крикам умело. В темноте страдал и хрипел в злобе какой-то страшный кот, вопли его, не находя выхода, ударялись о стены туннеля и окружали меня безысходностью и ужасом.

И тут же стала прибывать вода -- Гихон, живой источник, пульсировал словно сердце левиафана, выбрасывая из своей артерии все новые порции темной холодной чистой подземной крови, казалось, заменяя мою -- теплую, человеческую. Ноги скользили по дну, каждый шаг делался в неизвестность, потому что иногда приходилось проваливаться в ямы, а иногда просто подворачивались окоченевшие ноги. И мучительные крики кота...

Так ли нужен был мне этот Город? Стоящий вдалеке от торговых путей, на холме, лишенный реки и выхода к морю, жизнь которого в любой момент могла остановиться вместе с редким пульсом Гихона -- единственного источника воды.

И все-таки он был мне нужен. Северные колена хоть и признали меня царем, но сделали это не смирив гордыни, испытывая унижение от отсутствия выбора, от того, что колено Иегуды возвысилось над ними. В любой момент мог появиться вождь и повести за собой народ, за собой -- против меня. И мой Хеврон был слишком далеко от них, и видели они в нем далекий чужой город соперников, а тут еще языческий Иевус разделял наши наделы, возвышался на холме, насмехался со стен слепыми, хромыми и увечными, насылавшими на нас свои несчастья, упивался своей безнаказанностью. И надо было вытащить эту иевусейскую кость из горла, кость, застрявшую между наделами наших колен, и сделать чужой, не принадлежащий ни одному колену Иевус -- своим, царским Городом, а значит -- общим. Поэтому не созвал я никакого ополчения, чтобы не было никакой дележки, поэтому должен добыть этот Город сам, со своими людьми, верность которых уже стерла их происхождение. Добыть и возвысить над всем народом.

И я вышел из Хеврона, взяв только свою малочисленную дружину и пришел под стены Иевуса. Но горстка воинов не смогла оседлать высокие городские стены. И слишком мало было нас для настоящей осады. Я давно бы уже отступил и забыл про этот жалкий город блудливых женщин и трусливых мужчин, если бы не хотел его так сильно.

Мне нужен был именно этот Город. Его не могли заменить мне десятки других городов, лучших. Его сопротивление лишь разжигало желание обладать им. Эта неприступная на вид крепость должна стать моей, и она станет. Потому что так должно быть, она предназначена мне, а я -- ей. Я назову ее Йерушалаим, я построю здесь дом для себя и дом для Бога моих отцов, и он поселится там. И северные колена придут в царский Город приносить жертвы Всевышнему.

-- Ма-а-ау! -- надрывался Иоав.-- Господин мой... Знак нашего колена -лев... а мы подбираемся к добыче, не рыча, а мяукая... Правильно ли это?

-- Правильно. Потому что кот -- это маленький лев. И нас здесь мало, мы лишь часть львиного знака.

-- Мудрость твоя,-- просипел Иоав,-- превосходит все мыслимые пределы... мауууу...

И впервые хриплое мяуканье не ускользнуло прочь с течением воды, а поднялось куда-то вверх, и крепость ответила многократно повторенным мяуканьем своих кошек. Она ждала нас. Мы были еще в самом низу трудного и опасного подъема, но я уже перевернул песочные часы моего народа, начав историю Йерушалаима.

-- Все,-- прошептал Иоав,-- мы прошли под стенами Иевуса. Мы внутри. Теперь только подняться по колодцу и перерезать горла стражникам, если они там.

Лезть по скользким стенам колодца было трудно. Предательски соскальзывали мокрые ноги. Жалкие огоньки оставленных внизу светильников уже ничего не освещали, а лишь слабо подмигивали, обозначая высоту падения.

Иоав лез первым, и ему повезло, что его соскользнувшая сандалия встретила на своем пути мое плечо в тот момент, когда я надежно вцепился в камень. Нам обоим повезло. Иоав замер, очевидно мысленно завершая остановленное мной падение. Затем громко, не таясь стражников наверху, сказал:

-- Блядь! Жизнь моего господина слишком ценна, чтобы лазать здесь без страховки. Достань-ка, господин мой, крючья из рюкзака своего. И сними с меня, если сможешь, эти сандалии. Скользят, как коньки... во, спасибо. То есть, не коньки, конечно, господин мой, а как рыба по лотку торговца в конце базарного дня.

-- Думаешь, половину пролезли?

-- Вряд ли. Тут тридцать локтей.

-- А если по-человечески?

-- Пятнадцать метров. Если книжки не врут.

-- Я вот о чем подумал... Мы проникаем в Иерусалим, как сперматозоиды.

Гриша вдруг начал сипло смеяться, как лаять:

-- Ага... Точно... Шансы выжить... минимальные...

Он внезапно замолчал, концентрируясь, затем стал забивать крюк, выматерился, явно попав по пальцам. Наконец, я услышал звук защелкнувшегося карабина и начал нашаривать веревку. И когда схватил ее, понял, что упустил серебряный хвост времени.

-- Это правильный образ,-- в голосе Гриши больше не было усталости,-про сперматозоиды. Ты схему колодца Уоррена помнишь?

-- Я так и не посмотрел. Думал -- на месте понятнее будет. Кто же знал, что тут так...