К вечеру путиловцы вышли на демонстрацию протеста. Районная и заводские дружины шли в голове колонны и окружали ее цепью по бокам на всю глубину с обеих сторон. Впереди весь состав райкома партии, возглавляемый тов. Петерсоном, К путиловцам присоединились "Треугольник", Франко-Русский (ныне Адмиралтейский) и другие заводы. Знамена, транспаранты, плакаты взывали: "Немедленный мир без аннексий и контрибуций!", "Да здравствует социализм!", "Да здравствует Совет рабочих и солдатских депутатов!", "Долой империалистическую войну!", "Долой Милюкова, Гучкова!", "Мы не хотим войны!" Колонны повернули на Невский и дальше - на Петроградскую сторону к особняку Кшесинской, где помещался Петербургский комитет большевиков.
Но случилось непредвиденное. Колонны растянулись. Когда последние ряды демонстрантов подошли к Садовой, на них из засады налетели юнкера. Отрезали знаменосцев. На какое-то мгновение мелькнуло передо мной лицо Паши Селезнева. Юнкера, окружив молодого путиловца, коршунами бросились на красный стяг. Паша дрался, как лев, не выпуская из рук древко. Мы бросились к нему на помощь, но опоздали. Селезнев был убит выстрелом в упор. Еще теснее сомкнув свои ряды, мы оттеснили юнкеров. Но тут совсем рядом засвистели, зацокали по мостовой пули. Стреляли по нашей колонне откуда-то сверху. Не то с крыши дома, не то из окон редакции черносотенной газеты "Вечернее время".
Залегли. Командир дружины Михаил Войцеховский что-то сказал Семенюку. Один за другим стали подниматься бойцы его группы. Перебежками достигли дома я вскоре исчезли в подъезде.
Снова зазвучал голос командира:
- Не стрелять! Это провокация!
Мы поворчали, но приказ выполнили.
Стрельба из засады продолжалась, пули рикошетом отскакивали от булыжников, поражая людей. Демонстранты и толпы любопытных на тротуарах быстро рассеялись по близлежащим улицам, дворам. На мостовой остались убитые, раненые. Группе Семенюка все же удалось добраться до цели. И полетели с крыши провокаторы, сраженные меткими выстрелами.
За Нарвскую заставу мы возвращались ночью. Люди были уже не такими, какими выходили на демонстрацию. Не только возмущение и гнев обуяли рабочих. Они многому научились. Я не раз потом убеждался: никогда не учатся так быстро, успешно, как в дни революционных схваток. Вот когда полностью оправдывается пословица: не битый - серебряный, битый - золотой.
Нота Милюкова развеяла остатки надежд, иллюзий относительно "миролюбия", "стремления к справедливому миру" Временного правительства: юнкерские пули, предательские залпы показали звериный оскал контрреволюции, ударили по наивной вере в буржуазную демократию и "свободу". В этот день, стоивший недель и месяцев борьбы, многие рабочие крепко-накрепко усвоили простую мысль Ленина, которую так часто слышали от большевистских агитаторов, пропагандистов: надеяться только на свою организацию, свое объединение, свое вооружение.
В том, насколько глубоко понят ленинский урок, мы могли убедиться уже в первые дни после описанных событий. Резко усилился приток рабочих в дружины и сотни Красной гвардии. Увеличилась и моя инструкторская нагрузка: желающих поближе познакомиться с товарищем "максимом" становилось все больше и больше.
Явно на спад пошли среди рабочих акции меньшевиков и эсеров - этих "единственных, истинных защитников революции и народа". Их ответом на ноту Милюкова и провокации, наглые вылазки контрреволюции стало новое, более тесное сближение с Временным правительством. "Блудливы, что кошки, а трусливы, что зайцы", - говорили о них рабочие.
В главном эсеровском штабе Нарвской заставы, трактире "Марьина роща", царило уныние. Напрасно вожаки пытались успокоить участников демонстрации членов своей партии:
- Ничего особенного не случилось. Демократия еще постоит за свои права.
Но рядовые рабочие - эсеры, введенные в заблуждение демагогическими лозунгами, обещаниями своих лидеров, видели: случилось. И навсегда уходили из "Марьиной рощи", бросая, а то разрывая на мелкие кусочки свои членские билеты.
Апрельская демонстрация рабочих, солдат Питера, направленная против войны, явилась грозным предупреждением буржуазии.
Два дня, 20 и 21 апреля, на улицах столицы проходили массовые демонстрации. В них участвовало до 100 тысяч человек. "Долой войну!", "Долой Милюкова я Гучкова!", "Вся власть Советам!" - все громче и требовательней звучал голос рабочего класса. Под давлением пролетариата Временное правительство вынуждено было убрать самых ненавистных народу министров Гучкова и Милюкова. В новое, коалиционное правительство, наряду с представителями буржуазии, вошли люди, которые называли себя социалистами: меньшевики М. Скобелев - министр труда, И. Церетели - министр почт я телеграфов; эсеры А. Керенский - военный и морской министр, В. Чернов министр земледелия и другие.
Так начался кризис Временного правительства, открытый переход меньшевиков и эсеров в лагерь контрреволюционной буржуазии.