i dfee46a8588517f8

министерством, а иностранных — легким. «У нас (?) легкими министерствами,— пояснял Штюрмер,— считались Министерство иностранных дел и святейший синод». На недоуменный вопрос председателя, как учреждение, ведающее внешней политикой вели­кой державы, может считаться легким, Штюрмер мог только пролепетать: «Мне трудно сказать это... Мне трудно сказать»¹⁷⁴.

Даже Распутин, как показывал Мануйлов, «рвал и метал», когда узнал, что Штюрмер втайне от него и царицы поехал в ставку и добился своего перевода в министры иностранных дел. Распутин в гневе стучал кулаком по столу и кричал: «Этот старикашка совсем с ума сошел. Идти в министры иностранных дел, когда ни черта в них не понимает, и мамаша кричала... Как он может брать­ся за это дело и, кроме того, еще с немецкой фамилией!»¹⁷³

История развития взаимоотношений между Штюрмером, Рас­путиным и Мануйловым до удивления похожа на историю развития взаимоотношений предшествующей троицы — Хвостова, Распути­на, Андроникова. Вначале, как и положено, Штюрмер обещал во всем слушаться Распутина (и Питирима) и выполнять все его просьбы. Было, как и у Хвостова, целование руки Распутина в знак благодарности и преданности и тайные свидания на разных квартирах (у некоей Дерма, любовницы Мануйлова, артистки частного театра, коменданта Петропавловской крепости Никитина, ставленника Распутина, Питирима)¹⁷⁶. Затем взаимные подозре­ния и недоверие, потом порча отношений и, наконец, грандиозный скандал, аналогичный «делу Ржевского», скандал, в центре кото­рого на этот раз оказался Манасевич-Мануйлов.

Недоверие началось с того, что «старикашка» стал уклоняться от данных Распутину обещаний, ошибочно посчитав, как и в свое время Хвостов, что его позиции у царя настолько окрепли, что он может теперь обойтись без «старца». Но Распутин был на этот счет другого мнения. «Смотри, чтобы я от тебя не отошел, тогда тебе крышка»,— кричал он на Штюрмера на одном из свиданий. По той же причине испортились отношения Штюрмера с Питиримом. Затем, естественно, «образовался... холод между дамской половиной (царицей и Вырубовой.— А. А.) и Штюрме­ром»¹⁷⁷.

Неизвестно, как бы дальше развивалась эта грызня, если бы не подоспело дело Мануйлова, заставившее спорящих вновь сплотиться и действовать заодно. Дело Мануйлова состояло в следующем. В августе 1916 г. товарищ директора Московского соединенного банка И. С. Хвостов обратился с жалобой к директо­ру департамента полиции Климовичу, в которой говорилось, что Мануйлов шантажирует банк, требуя 25 тыс. руб. за то, чтобы деятельность банка не была обследована комиссией генерала Батюшина. По совету Климовича (находившегося во враждебных отношениях со Штюрмером, причем не в последнюю очередь из-за Мануйлова, который по распоряжению премьера получал из сумм департамента полиции почти министерский оклад в 18 тыс. руб. в год) ¹⁷⁸ Хвостов передал Мануйлову требуемую сумму, предва-

рительно записав номера выданных кредитных билетов. С этими деньгами Мануйлов и был арестован ^|79.

Этот арест вызвал настоящий шок у всей честной компании. Царица, Вырубова, Распутин, Питирим и Штюрмер предприняли все, чтобы не довести дело до суда, отлично понимая (да и сам Ма- насевич сразу дал это понять), что в противном случае их ждут скандальнейшие разоблачения. В категорической форме Штюрмер потребовал от министра внутренних дел А. А. Хвостова увольне­ния Климовича. Отказ стоил Хвостову министерского поста. Штюрмер, пояснял он позже, «приобрел больших союзников и со­юзниц сбоку, которые и могли подействовать на государя в смысле необходимости моего удаления»¹⁸⁰. По той же причине были уволены и два директора департамента полиции — Климович и Степанов.

Оказалось, однако, что увольнения одного министра недоста­точно. Пришлось уволить еще и министра юстиции Макарова, отказавшегося, в свою очередь, прекратить дело Мануйлова (а также и Сухомлинова). Получив два соответствующих «высочай­ших повеления», изложенных в «высочайшей телеграмме», Мака­ров по делу Мануйлова написал специальную «всеподданнейшую записку», в которой просил не приводить в исполнение высочай­шего повеления о Манасевиче до его, министра, личного доклада царю. Ответа на эту записку, показывал на допросе Макаров, он не получил, а по приезде царя из ставки «был уволен, так и не получив ответа»¹⁸¹. Вместо него министром юстиции был назначен прямой ставленник Распутина М. А. Добровольский.