В ответ Поливанов заявил, что он решительно не согласен с «упрощенным решением вопроса величайшей политической важности». Раз москвичи заявили о доверии к Николаю Николаевичу, надо просить царя отложить отъезд в ставку. «А засим,— при* бавил он,— что такого недозволенного или революционного можно усмотреть в резолюции? Правительство, опирающееся на доверие населения,— ведь это нормальный государственный порядок». Его поддержал Сазонов. Резолюция Московской городской думы — повод для того, чтобы отложить вопрос о командовании, заявил он. Челнокова же царь должен принять. Самарин также связал резолюцию Думы с вопросом о командовании, подчеркнул ее умеренность и высказался за принятие депутации. В том же духе выступил и Харитонов.
Наиболее законченно и решительно настроение большинства кабинета выразил Кривошеин. Он согласен, что депутацию Москвы надо принять, но вопрос должен быть поставлен шире: как быть дальше? Правительству «надо или реагировать с силой и верой в свое могущество, возможность достижения успеха, или же вступить открыто на путь завоевания для власти морального доверия. По моему глубокому убеждению, мы ни к тому, ни к другому не способны». Отсюда следует: надо обо всем сказать царю, «который не сознает окружающей обстановки и не дает себе отчета, в каком положении находится его правительство и, следовательно, все дело государственного управления». Сложившиеся условия допускают только два решения: либо военная диктатура, либо «примирение с общественностью».
Данный кабинет «общественным ожиданиям не отвечает и должен уступить место другому, которому страна могла бы поверить». Медлить и держаться середины нельзя. В такой обстановке смена командования является пагубным шагом. «Не время
рисковать, отталкивать от себя огромное большинство. Надо просить его величество собрать нас и умолять его отказаться от смещения великого князя, коренным образом изменив в то же время характер внутренней политики. Я долго колебался раньше, прежде чем окончательно прийти к такому выводу, но сейчас каждый день равен году и обстановка меняется с головокружительной быстротой». Поскольку дело со сменой командования зашло слишком далеко и отказ царя от принятого решения уже невозможен, надо пойти на компромисс: царь будет верховным главнокомандующим, а Николай Николаевич останется его помощником. Этот вопрос главный, остальное мелочь. Но тут надо стоять твердо: «не только просить, но и требовать». В случае же отказа «заявить ему, что мы не в состоянии больше служить ему по совести».
Предложение Кривошеина полностью поддержали Шаховской, Поливанов и Сазонов. Было постановлено ходатайствовать перед царем о необходимости провести заседание Совета министров под его председательством со следующей повесткой: 1) о верховном командовании, 2) эвакуация Петрограда и 3) о будущей внутренней политике, «т. е.,— разъяснял этот пункт Яхонтов,— политика твердая или же политика, идущая навстречу общественным пожеланиям». Горемыкин заявил, что он не возражает, хотя, как и раньше, уверен в бесполезности этого шага. Заодно он снова предостерег от похвал в адрес великого князя 74.
Заседание состоялось на другой день, 20 августа. На таких заседаниях ни управляющий делами Совета министров, ни его помощник не присутствуют. Поэтому Яхонтов узнал о том, что там происходило, со слов Горемыкина, сказанных И. Н. Ладыженскому: «Вчера ясно обнаружилось, что государь император остается правым, а в Совете министров происходит быстрый сдвиг влево, вниз по течению». ,
На следующий день, 21 августа, Совет министров собрался в обычном составе, чтобы обсудить, что делать дальше, в частности окончательно решить вопрос об ответе Московской городской думе. Хвостов предложил вопрос о будущем правительстве не затрагивать, поскольку, «как все помнят», царь отложил его до доклада Совета министров относительно правительственной программы и выделения тех вопросов, которые вызываются сменой командования. На это Поливанов возразил, что «обстоятельства складываются настолько угрожающе, что ответ Москве должен быть исчерпывающим». Его поддержали Григорович, заметивший, что «в критической обстановке нельзя играть в прятки», и Самарин.
Последовала пренебрежительная реплика Горемыкина, и повод к ожесточенной схватке был дан. Тот же Григорович заявил, что раз «вчерашние уговоры» на царя не подействовали, то кабинет должен сделать еще одну попытку, представив «письменный доклад с изложением нашего мнения о перемене командования, об опасности для династии и т. д.». Сазонов одобрил это