i dfee46a8588517f8

Бойкот нижегородского съезда «приличными» черносотенны­ми деятелями заранее обрекал его на неудачу, и один из его ини­циаторов из числа немногих идейных черносотенцев, К. Н. Пас- халов, это хорошо сознавал. Еще 29 октября в письме Маклако­ву он выражал опасения по поводу вероятного провала съезда. «Съезд монархистов разрешен в Нижнем Новгороде с самой ши­рокой программой»,— сообщал он. Но «очень скверно будет», если он кончится провалом. «А это весьма возможно. Все правые главари исподличались и переругались, а многие и изменили. Я даже представить себе не могу, кто может приехать на нижего­родское наше совещание из лиц, пользующихся авторитетом и влиянием в действующих и правящих кругах. Увы, дворянство осталось совсем в стороне от монархического (в смысле «союзни­ческого».— А. А.) движения благодаря безучастию глава­рей — Самариных, Хомяковых и др. Купец — весь либерал... Толь­ко еще среди духовенства находятся епископы сочувствующие. А масса: мелкие лавочники, артельщики, чинуши — не выше над­ворного, и ни гроша денег. Прямо горе-горькое. Буду слезно мо­лить, кого могу, приехать в Нижний, помочь нам несчастным, и первым долгом Вас»¹²¹. Таким образом, Пасхалов по­нимал, что нижегородские «бунтовщики» не могут обойтись без тех, против которых они и затеяли свой съезд.

Опасения Пасхалова стали подтверждаться уже в ходе под^ готовки съезда. Другой инициатор и организатор съезда, глава астраханских «союзников» Н. Н. Тиханович-Савицкий, жало­вался в письме Родзевичу от 4 ноября, что «дело со съездом обстоит неважно»— на 300 разосланных приглашений откликну­лись всего 31 «союзов» и лиц. Но и из этих 31 «наверняка будут лишь Астрахань, Саратов, Одесса, Ярославль, Вологда, Ростов-на-Дону, Рязань, Симферополь, Тамбов, Горбатов, Шуя и персонально 4 человека, включая Пасхалова и Дубровина. Остальные ссылаются на дальнее расстояние, отсутствие денег или вообще ничего не пишут о съезде»¹²².

Стратегический замысел устроителей Нижегородского съезда состоял в том, чтобы увенчать его отправкой депутации к царю, которая должна была поднести ему икону, уже заранее заказан­ную и изготовленную. С этой целью еще в сентябре были пред­приняты шаги, направленные на то, чтобы заручиться поддержкой Фредерикса и Нилова. В это дело включился и Маклаков, обещав­ший помочь, чем может ¹²³. Прием делегации должен был, по мысли организаторов, резко повысить престиж провинциалов в глазах столичных черносотенных главарей. Однако одиозность нижего­родского сборища была так велика, что даже царь при всей своей нежности к «союзникам» понял, что такого вызова «обществу» в момент, когда симулировалось намерение сотрудничать с Думой, делать нельзя, и в приеме депутации «нижегородцам» отказали.

Пасхалов был в полном отчаянии. «Благожелательство целого ряда правителей к левому (?!) засилью оттерло нас, маленьких людей, от всех областей общественного значения и не на кого нам опереться, а чуть пошевелились, как на нижегородском съезде, то, сами знаете, какая поднялась травля,— жаловался он в письме от 15 декабря князю А. А. Ширинскому-Шихматову. Но еще труднее то, что царь, за права которого мы распинаемся, очевидно, гневается на нас. Это ясно из отказа принять депутацию с иконой и из молчания на нашу верноподданническую телеграм­му». Москва не прислала на съезд ни одного представителя, исключая Маркова 2-го и Дубровина, были лишь одни провин­циалы. «Ведь это обозначает, что московские просвещенные консерваторы полагали, что в Нижнем они попадут в невежест­венную толпу, от которой скверно пахнет» ^19Л.

В письме Маклакову от 19 декабря жалобы звучали еще сильнее. «После нижегородского совещания чувствую себя со­вершенно разбитым,— писал Пасхалов.— Меня охватило чувст­во глубокой безотрадной безнадежности...» Царь не прислал ответной телеграммы, «а ведь мы только этого и ждали. Только одного слова за нашу черносотенную безграничную преданность». Если бы только была получена царская телеграмма с одним словом «благодарю», «дело наше получило бы удесятеренное значение. Оно заставило бы опомниться „просвещенных консерва­торов" Москвы и Петрограда, из коих ни один не рискнул замараться о нашу „плебейскую" толпу, и поняли бы они, что только именно в таком единении с плебеями можно чего-нибудь достигнуть, потому что без них на кого же обопрутся „просве­щенные"? А с другой стороны, и черносотенцы без руководства — сила не только бесполезная, но может быть использована каким- нибудь Стенькой Разиным.

Оба совещания и окажутся бессильными: петроградское — военачальники без войска, а нижегородское — войско без предво­дителей. И врозь ни те ни другие ничего не стоют. „Благодарю" подвинуло бы к нам „просвещенных", заставило бы сильно чесать в затылке гг. Олсуфьевых, Оболенских (А. Д) и подобных пере­вертней: Вот в чем ужас безнадежности» ¹²⁵.