И деревья, как всадники…(сборник)

Спустя год Эд Менандр вынес свою идею на Ученый Совет, где его разгромили в пух и прах. Причем главным оппонентом оказался Фома Менандр. В едких выражениях он высмеял проект атомной луны, назвал его неосуществимой ребяческой фантазией. И слава богу, что неосуществимой, заявил Фома, ибо в противном случае Фаэтону пришел бы конец. Это заявление он подкрепил расчетами, из которых следовало, что «фонарик» Эда растопит льды, обречет на гибель во вселенском потопе треть населения планеты, изжарит, как куропаток, другую треть, а уцелевшие не выдержат всего этого ужаса и сойдут с ума.

Большинство ученых мужей согласилось с этими доводами, хотя и пожурили доцента Менандра за чрезмерно жесткие оценки и известные преувеличения.

— Вы правы, — бросил реплику Фома, — но кому, как не мне, сказать со всей прямотой и нелицеприятностью собственному брату, что он отчаянно заблуждается.

Эта лицемерная попытка выдать злобную мстительность за добродетель не принесла Фоме уважения. И почти все, кто стал свидетелем братоборства, после дискуссии подчеркнуто поворачивались к нему спиной, тепло и дружелюбно прощались с Эдом, советуя ему не вешать носа, а продолжать совершенствовать свой проект.

Через две недели в вечернем выпуске «Фаэтонских новостей» была напечатана заметка научного обозревателя, который с сочувствием описал дерзкий замысел молодого изобретателя и выразил сожаление, что обскурантизм (в который раз!) заслонил дорогу прогрессу. Как бы ни бесились ни во что не верящие злопыхатели, заключил обозреватель оптимистически, атомной луне быть!

Фому этот выпад привел в бешенство. Он забросил все другие дела и поставил целью своей жизни помешать Эду осуществить свой замысел. Не спал, не ел, дни и ночи напролет корпел над книгами, доводил до изнеможения электронные мозги, ломаным почерком, отражавшим — внутреннее возбуждение, исписывал горы бумаги, а затем разносил записки по разного рода высоким учреждениям и авторитетам.

Эд тоже не сидел сложа руки. Он сумел увлечь своей идеей группу молодых ученых, вместе с ними производил математические выкладки, ставил опыты, строил в кинутом за ненадобностью ангаре модель атомной луны. Настойчиво он шел к заветной цели, находя опровержение каждому доводу Фомы, заражая окружающих неиссякаемой уверенностью в своей правоте, обращая самых упорных противников предприятия в восторженных его сторонников.

Долгие годы длилась схватка двух Менандров, перевес попеременно был на стороне младшего и старшего, но ни один из них не мог перетянуть канат. Так могло продолжаться до бесконечности, если б Эду не пришла на помощь сама природа. Небывалые морозы обрушились на планету. Плотный покров льда остановил течение рек, моря и океаны превратились в гигантские катки, птицы, как сосульки, падали на землю, окончательно озверевшие звери рыскали по селениям в поисках пищи. Голод, тиф, холера опустошали целые города. Шайки расплодившихся разбойников хозяйничали на дорогах. Паника, охватившая население, мешала попыткам властей одолеть бедствие. С церковных амвонов проповедники вещали о расплате за грехи и судном дне.

Тогда-то мудрецы, правившие Фаэтоном, и увидели единственное спасение в атомной луне. В спешном порядке был принят декрет, приказывающий отложить все прочие проекты, в рекордный срок соорудить «фонарик» Эда Менандра и вывести его на постоянную орбиту. Сообщение было воспринято с необыкновенным энтузиазмом. К отчаявшимся людям пришла надежда, успокоение умов позволило вернуть жизнь в нормальную колею. Тут еще природа, казалось, уступая решимости фаэтян, ослабила свою мертвую хватку: морозы отступили, задул ветер с юга. Эд еще до того, как ему удалось обогреть планету, был признан ее спасителем.

А Фома, соответственно, пал в глазах сограждан дальше некуда. Перед ним повсюду захлопывались двери, в лавках не хотели продавать ему хлеб. Фанатичные приверженцы проекта слали проклятия на его голову, били камнями стекла его жилья и даже требовали посадить его на цепь. Образованные и воспитанные фаэтяне не одобряли, правда, этих крайностей; они ограничились тем, что перестали подавать Фоме руку.

Мрачный и подавленный, с лицом, заросшим седой щетиной, он поднимался по лестнице и неожиданно столкнулся с Эдом. Фома бросил на брата угрюмый взгляд и хотел было пройти мимо, но младший Менандр ухватил его за локоть.

— Постой, Фома.

— Чего тебе от меня надо?

— Все это ужасно глупо. Я не хотел…

— Я тебя не виню. Сейчас ты взял верх. Что ж, смеяться лучше последним.

— Не будем спорить. Что ты намерен делать?

— Пойду работать на шахту.

— На шахту?

— Да, чтобы не быть свидетелем всеобщего безумия.

— Могу я что-нибудь для тебя сделать?

— Не утруждайся.

— Мы с Фриной будем рады, если ты заглянешь к нам вечером. Придешь?

— Нет. Ни к чему.

— Не забывай, мы братья.

— Я помню.

Так они расстались. Фома исчез бесследно, и в сутолоке приготовлений Эд, да и все другие попросту о нем забыли.