И чувства добрые (К творческому портрету Михаила Бабкина)

Валентин Шатилов «И ЧУВСТВА ДОБРЫЕ…» (К творческому портрету Михаила Бабкина)

Звезда Михаила Бабкина засияла на литературном небосклоне отечественной фантастики после публикации романа «Слимп».

За «Олимпом» последовал «Слимпер», где М. Бабкин продолжил сагу о путешествиях и приключениях вора с магическим прикрытием Семена-Симеона и разумного медальона Мара (который и являлся тем самым прикрытием). А завершила трилогию «Слимперия».

По мере выхода в свет очередной книги интерес читающей публики к новому автору не убывал, а все возрастал, что случается не часто. В книжных (и не только книжных) сериалах, как правило, происходит обратное: уровень продолжений заметно уступает блистательному началу. А Михаил Бабкин продемонстрировал, что нет правил без исключений.

И это исключение относится к разряду весьма приятных. В лице Михаила Бабкина российская фантастика приобрела веселого рассказчика с неудержимой фантазией. Которому ничего не стоит отправиться со своими героями в любые дальние дали — вплоть до самых Истинных из всех миров! И такое путешествие не сулит читателям ничего, кроме удовольствия!

* * *

Да откуда же взялся этот замечательный писатель? Неужели он появился вдали от столичных издательских центров, посреди ворот на Кавказ, в торгово-купеческом Ростове-на-Дону? Ведь даже в былые времена этот самый Ростов не мог похвастаться обилием профессиональных фантастов.

Может быть, поэтому Михаила Бабкина впервые заметили и оценили за границей — в Польше. Именно там в журнале «Горизонты техники для детей», издававшемся на русском языке, в августе 1975 года был напечатан фантастический рассказ юного ростовчанина, именно тогда состоялась первая публикация будущего писателя-фантаста.

Что ж, еще один пример недальновидности сограждан, имеющих обыкновение не замечать пророков в своем отечестве? Очень может быть. Во всяком случае, это был первый, но, увы, далеко не последний в дальнейшей творческой судьбе М. Бабкина случай близорукости сограждан. Если не сказать, слепоты. Впрочем — это потом, а в далеком теперь 75-м Миша Бабкин на пророка, конечно, никак не тянул. И слава богу! Иначе бы его растоптали в один миг партийные и прочие органы, имевшиеся у советского государства и неусыпно выпалывавшие ростки любого инакомыслия. Даже малейшие на то намеки. Даже саму возможность того.

Но школьник Миша распахивал и засеивал вполне безобидную делянку советской фантастики, которая посвящалась суровой и нелицеприятной критике капиталистических пороков стран заходящего солнца. И казалось, что Мишино будущее — как очередного среднестатистического советского писателя — вполне определенно. Ведь его рассказы печатали! Дважды в 75-м году, дважды в 76-м. Потом как-то еще в 78-м.

А потом перестали. Бабкин продолжал творить, параллельно закончив школу и поступив в институт. Но и в качестве студента Мишу все равно не печатали. Это было обидно и несправедливо. И горечь обиды нисколько не уменьшал тот факт, что почти одновременно — и даже несколько ранее перестали печатать и других фантастов, например братьев Стругацких.

Сейчас-то об этом легко говорить, а представьте, каково активно работающему писателю, когда его произведения не публикуют в течение — дайте посчитать… — почти 15 лет?!

Потом-то рассказы, написанные в период внешней «немоты», увидели свет — благодаря областной газете «Наше время» и ее приложению «Массаракш». Позже нового автора открыли для себя и московские издательства. Но кто на это мог надеяться в 70-х и 80-х?

В те годы о непрекращающейся работе над словом знали только знакомые, которым Михаил Бабкин показывал результаты своего творческого поиска, но разве этого достаточно для писателя? А то, что он именно писатель, а не случайный в литературе человек, поняли далеко не все и далеко не сразу. В том числе и автор этих строк.

Очень долго я воспринимал Михаила всего лишь как одного из наших своего парня, члена ростовского клуба любителей фантастики, в общем, хорошего человека, который к тому же и кое-что пописывает.

Ну да кто из нас, тогдашних, не пописывал? Так что о каком-либо особенном, отличном от других, творчестве Бабкина речь вроде бы даже и не заходила. Его ранние рассказы («Происшествие в Арвивуре», «Ловушка», «В глубине», «Второй десант») — типичное вторсырье: вторичное по сути и сырое по содержанию. Чуточку от мистики, «а-ля Стивен Кинг», чуточку от технофантастики, немного натужного «хи-хи», а в целом, на выходе — нечто лубочно-простое и прямолинейно-дидактичное.

Как доброму знакомому это Михаилу прощалось — и не более. Кто ж знал, что те рассказы- это был всего лишь писательский тренинг: отработка и усвоение приемов, наращивание литературных мускулов, этакая предстартовая разминка?

Первый серьезный звоночек прозвучал для меня в тот момент, когда я дочитывал новый рассказ Бабкина под непритязательным названием «Завтра».

По-настоящему серьезный, потому что, дочитав этот небольшой рассказ, я вдруг обнаружил, что потерял почву под ногами.