И что теперь?

– Вот хлебороб, он сеет, выращивает пшеницу, но чтобы это сделать, ему нужен трактор, а чтобы сделать трактор, надо добыть руду, сделать металл, а после инженеры должны сконструировать трактор. Надо заправить, вот и нефтяная промышленность, а после пекарня, электричество, вот уже и атомная энергетика, дороги. И всех этих людей, которые делают трактор, надо веселить: телевидение, кино; учить: вот и школы, институты. Но наконец хлеб испечен, и хлеборобу надо всех, кто работал над трактором, накормить. Вывод?

– Крысиные бега.

– Верно. В этом есть бессмысленность, но в то же время это и есть прогресс.

– Но зачем все это? Получается, что все работают только ради еды и развлечения.

– Верно, другой цели нет. Но вот сидит один бездарь, так его называют почти все, и пишет книгу или рисует картину. От него нет никакого проку в этой цепочке, но именно он и есть вершина того самого айсберга, что называется прогресс.

– Стоп, ты хочешь сказать, что все работают только на него? На этого бездаря, бездельника?

– В какой-то мере да. Он и есть вершина человеческой эволюции. Творчество буквально во всем, в этом наша цель.

Этот разговор состоялся давно, но Оксана запомнила его и вот теперь творила. Мазок за мазком она накладывала линии, из этого хаоса рождалась гармония. Она отошла в сторону, посмотрела на свои полотна и, довольная собой, села в кресло.

– И что теперь?

Так всегда происходит. Ты выплеснул свою душу на полотна, и теперь у тебя внутри опять пусто и становится грустно. Оксана с сожалением посмотрела на картины. Хотелось взять карандаш, лист бумаги и начать рисовать. Хотелось еще и еще. Словно ты наркоман и тебя тянет снова погрузиться в свой мир фантазий, творить и опять опустошить свою душу.

– Нет, надо подождать, – сказала Оксана и, взяв телефон, позвонила заказчику. – Все готово, можно забрать.

13. Вы, наверное, меня не за ту приняли

Оксану, как и многих других преподавателей училища искусств, пригласили на выставку. Обычно каждый ходил сам по себе, по принципу: хочу иду, не хочу не иду. Но сейчас мэрия хотела видеть как можно больше людей, кто хоть как-то разбирался в искусстве. Выставка из Китая, меценаты, бизнесмены, политики. В общем, очередная показуха, где на каждом шагу стояла телекамера и бегали журналисты.

– И что мы тут делаем? – спросила Светлана Феоктистовна Оксану.

– Смотрим. Пойдем лучше вон туда, тут шумно, да и мы лишние.

– Не хотите? – к ним подошел мужчина и протянул поднос с бокалами шампанского.

– Спасибо, – сказала Оксана и вязала два. – Держи.

– Я мало что помню из истории китайского искусства, разве что стили се-и и гун-би. Ах да, еще гохуа.

– Или по-западному сиянхуа.

– У меня есть шелковая картина, современная, красивая, там изображен ворон на ветке. Ничего лишнего, могу часами рассматривать. Вроде пятно, но его очертания сразу рисуют образ птицы. Потом тебе покажу. Пойдем, посмотрим вазы.

Девушки углубились в зал, где среди современных макетов заводов стояли роскошные вазы.

– Зачем они смешали все в кучу?

– Наверное, хотели показать, что история неотделима от того, что сейчас происходит у них.

– Это же утопия. Ты видела их города, какой смог. А военная дисциплина на заводах. Они как муравьи, бегают и все что-то делают.

– Деньги.

– Всему виною деньги, пойдем дальше.

Они прошлись по нескольким залам, потом к ним подошла девица с микрофоном и стала задавать глупые вопросы, которые никак не относились к теме искусства. Опять появился тот самый мужчина с подносом, и они поменяли бокалы с шампанским. В голове заиграло, стало весело. Девушки, не обращая внимания на политиков, шли дальше.

У каждого свои игры. Мужчины играли в бизнесменов, кто больше заработает, словно это так важно. Они пыжились, играли свою роль. Оксана отошла в сторону и стала присматриваться к этой странной публике.

Да, эти люди нужны, это промышленность, деньги, налоги, а значит, ее зарплата. И все же это так наивно и глупо. «Неужели нельзя по-иному?» – иногда Оксана спрашивала отца. «Нет, – отвечал он. – Это принцип мировой экономики и банковской системы. Не сломав одно, не получим другое». «И когда все это сломается?» – спросила она. «После того когда человечество осознает, что оно гибнет», – ответил он. «Война?» – спросила Оксана. «Война или что-то иное, когда экономика как пузырь лопнет, и тогда уже будет не американская депрессия, а мировая. Деньги станут бесполезными, но жить захочется всем, даже тем, кто в прошлом обладал миллиардами, и война будет и голод, все будет».

– И как вам здесь? – к Оксане подошел высокий мужчина.

Она его быстро просканировала. Есть стиль в одежде, что-то навязали стилисты, как по шаблону наложили. Что-то он оставил свое. Возможно, это подарок жены или кого-то близкого, а что-то явно выпирало, как вульгарные золотые перстни на пухлых руках.

– Скучно, но есть на что посмотреть. Видели гохуа?

– Извините, я даже такого слова не слышал.

– А вон, картины за тем мужчиной, который явно спер ручку со стола.

– Ха…

– А вон там картины в стиле у-син, пойдемте, покажу.